Все равно на адвоката уйдет меньше, чем на новую квартиру. Ав Кривой Рог она не вернется ни за какие коврижки. Это ж надо быть совсемкретинкой, чтобы в Москве не удержаться.

Предварительный разговор с отцом уже был. Инна про разводпока не говорила, просто удочку закинула, предупредила, что скоро ей могутпонадобиться деньги, довольно большая сумма. Для дела. Отец у нее – золото. Всюжизнь на рынке мясом торговал, а три года назад открыл свою небольшую фабричкуи фирменный магазин.

Ни в каком супермаркете таких окороков, колбас, паштетов,таких молочных поросят не купишь. Теперь все серьезные люди Кривого Рога иобласти приезжают за мясом в папин магазин. «Крыша», разумеется, дорого берет,зато надежно охраняет. В общем, деньги у папы есть, и для единственной дочки онничего не пожалеет. Вот сходит Инна к адвокату, узнает все точно и скажет проразвод. Папа поворчит, конечно, мол, сама виновата, я тебя предупреждал, чуднойкакой-то этот твой москвич, хлипкий, ненадежный, и старше на столько лет, идвое детей на хвосте. Сама виновата, раньше надо было думать, а уж, поженились,так живите нормально. Но в итоге выложит нужную сумму.

Так что волноваться нечего. Все не так уж плохо.

Подруга уже нашла хорошего адвоката по недвижимости. Сегодняон ждет Инну у себя в офисе к половине четвертого. Надо встать, умыться, чайкукрепкого выпить и вообще привести себя в порядок. А правда, чего же она такнадралась вчера? Стас довел. Кстати, интересно, он дома или нет? Вроде тихо.Может, ушел уже?

Инна нащупала свои наручные часики, которые всегда клаларядом, на тумбочку.

– Кошмар! Половина второго! – сказала она вслух, встала итут же наткнулась босой ногой на пустую бутылку.

– Я что, совсем сбрендила? – спросила себя Инна. Бутылкабыла из-под водки «Распутин», маленькая, пол-литровая. Водкой пахло на всюкомнату, как будто много пролилось из бутылки на пол и водка пропитала паркет.

– «Распутина» я не покупала и не пила, – вспомнила Инна, – ивообще я не могла упиться до такой степени, чтобы бросить бутылку прямо на пол.Или я правда сбрендила?

Почему-то болела шея. Инна подошла к большому трюмо и сталавнимательно рассматривать свое лицо. У нее была такая привычка лет с десяти –встав утром, первым делом посмотреть на себя в зеркало. Если она хорошовыглядит, значит, день сложится удачно. Но сегодня она выглядела отвратительно.Нос распух, глаза-щелочки. И как в таком виде идти к адвокату?

Она чуть повернула голову и даже ойкнула, так заболела шея.Во сне, что ли, вывихнула? Жилку какую-нибудь потянула? И тут Инна увиделасбоку, под ухом, длинный узкий синяк. Он был совсем бледный, почти незаметный.Но точно – синяк.

– О Господи, это еще откуда? – испуганно выдохнула она. –Дралась я ночью, что ли? Душил меня кто-то? Бред…

Она смутно вспомнила, что ночью действительно почувствовалакакую-то внезапную боль, но ведь не проснулась. Сон кошмарный приснился? Нооткуда тогда синяк? И почему она такая похмельная, как запойный алкаш? Не пилаона столько. Не пила. Ладно, надо умыться холодной водой, зубы почистить. И чаюкрепкого, большую чашку. Пить ужасно хочется, во рту помойка после вчерашнего,язык наждачный.

Инна отправилась в ванную, по дороге заглянула в комнату,где спал муж. Они уже две недели спали в разных комнатах.

– Ну ничего себе! Дрыхнет еще. Она хотела было выйти изакрыться в ванной, однако что-то ее остановило.

– Стас! – позвала она. – Спишь, что ли? Половина второго.

Шторы плотно задернуты, окно выходило на западную сторону, исолнце сюда заглядывало только вечером. В полумраке было трудно как следуетразглядеть крепко спящего Стаса.

Он лежал на боку, отвернувшись к стене, и не шевелился. Иннаподошла к тахте и сначала ничего не поняла, секунду стояла как вкопанная,открыв рот и не дыша. Опомнилась она от собственного жуткого крика.

Из спины мужа торчала черная пластмассовая рукоять кухонногоножа.

Выяснить, как звали шустрого пацана, которого двадцать слишним лет назад таскал с собой вор в законе Захар, оказалось делом почтибезнадежным. Капитан Мальцев опрашивал старых информаторов, пенсионеровуголовного фронта. Их старческая память была коротка.

– Да, нянчился Захар с каким-то пацаном. Столько лет прошло…

Мальцев слышал это уже в десятый раз, но имени мальчика,точного возраста не знал никто.

– Хороший был пацан, тихий. Вроде детдомовский, – вспомнилсемидесятишестилетний отставной метрдотель ресторана «Прага». – Захар воровскойзакон свято соблюдал, усыновить его не мог, но хотел. Помню, были они как-то с…– метрдотель назвал имя эстрадного певца, известного не только своим громкимталантом, но и неясной дружбой с воровскими авторитетами, – сидели обедали,один раз пацан с ними был. А потом, через недельку, пришли вдвоем, без него. Икак раз о нем, о сироте, говорили. Я запомнил потому, что подумал: вот сидятдва человека, известных всей России, и думают, как помочь безродному сироте. Япотом вспоминал это часто, теперешние так не могут. В голову не придет.Теперешние благотворительностью занимаются иногда, но так, чтобы все видели,чтобы по телевизору десять раз показали и во всех газетах напечатали.

– А пацана-то как звали, не помните? – спросил Мальцев.

– Колей звали. Николаем. А вот фамилию не помню.

Это было уже что-то. Детдомовец Коля, родившийся в период от1960-го до 1964-го…

Юрий Уваров был знаком с известным тележурналистом, которыйпрославился своими скандально-рекламными интервью. Знакомство это произошло пригрустных обстоятельствах. Близкие родственники журналиста были убиты четырегода назад все той же злосчастной бандой.

Человек жесткий и деловой, журналист никогда ничего не делалпросто так, особенно если это касалось его работы. Однако здесь он имелнесомненный личный интерес. То, что главный виновник гибели его близких гуляетна свободе, не давало журналисту покоя. И он согласился помочь.

Ему никто никогда не отказывал в интервью, наоборот, платилиогромные деньги за те сорок минут экранного времени, в течение которых онтерзал любую знаменитость сложными и нелицеприятными вопросами. С эстраднымпевцом они были давними приятелями. И как раз намечалась запись очереднойнепринужденной беседы.

Певец обожал давать интервью. Он постарел и редко выходил насцену. А народной любви хотелось, за многие годы он привык к ней.

Он все еще считался одним из богатейших людей России,занимался большим бизнесом, но без широкой аудитории скучал. В прошлые годыглавными почитателями его таланта были люди пожилые, ветераны войны и труда,домохозяйки и мелкие партийные чиновники сталинской закалки. Однако после рядаскандальных публикаций о тесных связях певца-патриота с высшим российскимкриминалитетом народная любовь поостыла. Принципиальные, обиженные новымивременами поклонники не могли простить своему любимцу деловой хватки и дружбы сворами в законе.