Певец не отрекался от криминальных друзей, но старался впубличных выступлениях и интервью приподнять и романтизировать образ старогодоброго вора семидесятых. Он рассказывал красивые сказки о том, какие это былияркие, щедрые, бескорыстные люди. Именно этим и воспользовался журналист.

– У Гены Захарова была большая душа, я не могу назвать болеечистого и доброго человека. Нет таких, особенно среди теперешних, – рассказывалпевец, задумчиво отхлебывая кофе и покуривая «Мальборо» у себя дома, передтелекамерой.

– Ну, не надо так уж романтизировать, – поморщилсяжурналист, – не надо. Все-таки у доброго человека Геннадия Захарова было весьмабогатое уголовное прошлое.

– Эта сторона его жизни меня не касалась, – певец вальяжнооткинулся в кресле, – Гена был моим другом.

– Вот вы все говорите: добрый, чистый. А что-нибудьконкретное можете вспомнить? В чем эта чистота и доброта выражались? Теперешниекрупные бизнесмены от криминала хотя бы благотворительностью занимаются,помогают приютам, детским домам. А прежние?

– А прежние помогали конкретным людям, детям-сиротам.

– Только не говорите мне, что Захаров устроил у себя наквартире детский дом или усыновил сироту, – махнул рукой журналист.

– Почти так и было, – произнес певец своим задушевным мягкимголосом. – В семьдесят третьем Гена случайно познакомился смальчишкой-детдомовцем и стал брать его на выходные, на каникулы, водил с собойповсюду. Усыновить не мог, в силу многих обстоятельств, однако стал длямальчика почти отцом, любил его, как родного.

– Да что вы?! – покачал головой журналист. – Неужели? Высами видели этого ребенка? Или это все-таки красивая легенда? Как там, уГорького: а был ли мальчик?

– Был, – улыбнулся певец, – я сам видел его, помнится,подарил ему перочинный ножик, который привез из Швейцарии… Коля Козлов егозвали. В семьдесят третьем ему было десять лет. Он воспитывался в детском доме,круглый сирота, родная мать отказалась от него, новорожденного. А Гена согрелсвоим теплом. Не просто игрушки-шоколадки, а душу вкладывал.

– И что потом стало с Колей Козловым, не знаете?

– Честно говоря, не знаю, но уверен, с ним все в порядке.Если уж Гена Захаров принял участие в его судьбе, можно не беспокоиться. Жизньэтого человека сложилась достойно.

Певец и журналист беседовали, как старые добрые приятели,интервью напоминало теннисную партию. Один делал сложную подачу, другой ее лихоотбивал. Оба забавлялись, но каждому хотелось выиграть. Рассказ о сироте былдля певца не более чем лихо отбитой подачей. Он улыбался, снисходительно иудовлетворенно. На его лице было написано: «Эка я тебя,братец!»

Однако после интервью, когда они прощались в прихожей,певец, понизив голос, произнес:

– Знаешь, пожалуй, не стоит давать кусок про пацана. Я тамимя назвал, в пылу полемики. Дело, конечно, давнее, но мало ли… Всякое в жизнибывает. В общем, не стоит.

– Как скажешь, – улыбнулся журналист. При монтаже кусок, вкотором говорилось о детдомовце Коле Козлове, был аккуратно вырезан. Впрочем, итак бы вырезали, даже если бы певец и не попросил об этом.

Круг стал потихоньку сужаться. Сотрудники опергруппы майораУварова методично поднимали архивы детских домов и интернатов для сирот,беседовали со старыми педагогами и учителями. Сирот Колей Козловых 1963 годарождения оказалось больше трехсот. Проверка каждого могла затянуться на многиемесяцы. И Уваров решил попробовать подойти с другого конца.

Было известно, что до июля 1973 года Геннадий Захаров жил вкоммуналке на Красной Пресне. Если он брал ребенка к себе домой до того, какпереехал в другую, отдельную квартиру, бывшие соседи по коммуналке могут что-товспомнить.

Дом на Пресне давно снесли, но адреса бывших соседейразыскали без труда. Выяснилось, что в коммуналке проживала гражданкаКадочникова Галина Георгиевна, проработавшая двадцать лет в интернате, вкотором учились сироты. Но не обычные, а умственно отсталые, с диагнозом«олигофрения в стадии дебильности».

К гражданке Кадочниковой Уваров отправился сам. ГалинаГеоргиевна была на пенсии, жила одна, в крошечной квартирке в Солнцеве.

– Конечно, я помню Колю Козлова, – сразу сказала она, – сЗахаровым они познакомились при мне. Я взяла ребенка домой на воскресенье. Онис Колей подружились, я этому была только рада, отпускала мальчика с ГеннадиемБорисовичем на выходные, на каникулы. Я неплохо знала Захарова и считала егочеловеком, которому спокойно можно доверить ребенка. А детям-сиротам необходимотеплое внимание, и если есть возможность… мы всегда только рады были…

Галина Георгиевна не стала рассказывать, почему взяла домойна воскресенье Колю Козлова. Даже через двадцать с лишним лет ей было неприятновспоминать о ребенке, который готов броситься с крыши, чтобы ей, старомупедагогу, отомстить.

Уваров совсем упал духом. Опять мимо. Невозможнопредставить, что неуловимый Сквозняк и умственно отсталый Коля Козлов – один итот же человек.

– Скажите, этот ребенок как-то отличался от остальных? –спросил Юрий без всякой надежды.

– Да, – кивнула Кадочникова, – он резко выделялся из общеймассы. Он быстро стал лидером.

– Но он был болен? То есть к вам ведь не попадалинормальные, здоровые дети?

– Коля Козлов был совершенно здоров и психически нормален, –тихо произнесла Галина Георгиевна после долгой паузы.

– Но диагноз?..

– Неужели вы, майор милиции, столь наивны? – вздохнулаКадочникова. Сейчас о таких вещах говорят открыто. В мое время, конечно,молчали, а сейчас трубят во все трубы. И, наверное, это правильно. Каждого третьегоребенка-отказника после Дома малютки штампуют таким диагнозом. И каждый второйиз проштампованных на самом деле здоров. Со здоровыми детьми нам, педагогам,приходилось трудно. Они проявляли строптивость, упрямство, требовали особоговнимания. А при нашем специфическом контингенте на особое внимание нет нивремени, ни сил. Дети часто бунтовали, приходилось отправлять в больницу. А там– уколы, психотропные препараты. Они и там бунтовали, поэтому лечили ихособенно рьяно. В итоге они становились как все. Конечно, бывали редкиеисключения. Только очень сильные личности могли устоять, сохранить свойинтеллект. Здесь нужна была огромная воля, хитрость. А откуда это в сиротах?Возможно, я скажу жестокую вещь. В моей многолетней практике редко, крайнередко встречались дети-сироты, которых я могла бы, не кривя душой, назватьсовершенно нормальными, без всяких отклонений. Коля Козлов был именно таким. Нонекому было бороться за снятие диагноза. Мать отказалась от Коли в роддоме.