Максин периодически куда-то исчезала и снова неожиданно появлялась. Если она говорила, то не о своем горе. София видела, что оно все растет в душе у подруги, растет и растет, и уже стала опасаться, что душа Максин не выдержит и разорвется. София не спрашивала, куда она уходит или чем занимается. Джеймс с несколькими партизанами забрали рацию, чтобы работать где-то в другом месте, и Максин рассказывала, что союзникам было передано огромное количество важной разведывательной информации.

Списка людей, расстрелянных немцами в отместку за взрыв бомбы на Виа Раселла, все еще не было, и, глядя в ясное синее небо, София решила: раз твердых доказательств смерти Лоренцо нет, значит и верить в это не стоит.

Доходили слухи, что в некоторых районах партизаны занимаются мародерством, а это явно недобрый знак. Но с другой стороны, на Монте-Амиата скрывалось уже более четырех тысяч партизан. Настоящая армия.

Однажды, уже ближе к вечеру, на кухню с горящими глазами и в изорванной одежде ворвалась Максин.

– Что-то случилось? – встревоженно спросила София.

Максин возбужденно взмахнула руками.

– Я там была, – сообщила она. – И все видела своими глазами.

София покачала головой, глядя на ее возмутительно растрепанный вид.

– Что именно, ради всего святого?

– А ты что, ничего не слыхала про эту битву?

– Нет, – ответила София.

Она уже догадалась, что Максин пытается пережить свое горе, снова бросаясь туда, где опасно.

– Это было просто удивительно. Я оказалась в Монтикьелло… случайно, конечно.

– Допустим, я тебе верю…

– В общем, понимаешь… – заулыбалась Максин. – До меня дошли слухи, и я поехала.

– И что же такое там произошло?

– Мы вместе с другими партизанами спрятались за старой стеной. Кто-то дал мне винтовку. Винтовку, можешь себе представить? Фашисты атаковали нас снизу. Не немцы, итальянские фашисты. Их были сотни, а нас всего человек сто пятьдесят, не больше. Некоторые женщины помогали заряжать, другие приносили еду и питье. Как жаль, что ты не видела этого, София. Это было потрясающе.

– Вы победили, я правильно понимаю?

Глаза Максин возбужденно засверкали.

– Да, победили, – ответила она. – О, какая радость – убивать этих гадов! Дело в том, что местные партизаны захватили грузовик с зерном и все отдали крестьянам. А фашисты устроили карательную операцию… но позорно бежали, унося за собой убитых.

– А у вас большие потери?

Лицо Максин побледнело и вытянулось.

– Увы, тоже были, но лишь несколько человек. А у них десятки. Придурки. Мы показали им, где раки зимуют. Теперь будут знать… Послушай, я возвращаюсь обратно. Скажу по секрету, будем праздновать нашу победу. Правда, без лишнего шума. В общем, не то чтобы праздновать… так, соберемся, посидим, отметим. Но мне бы хотелось одеться получше.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. А вдруг фашисты снова вышлют карательный отряд?

Максин подмигнула.

– Об этом не беспокойся, – сказала она.

София не смогла сдержать улыбки, видя подругу такой жизнерадостной и полной сил.

– Если хочешь, надень что-нибудь из моего гардероба.

– Спасибо. А еще пришлись бы кстати какие-нибудь сережки и платочек.

Они отправились наверх и несколько минут разглядывали содержимое шкафа, а потом Максин принялась доставать изящные шелковые кофточки, нетерпеливо вертела их так и сяк, но, увы, они все оказались малы. Скоро по всей кровати валялись цветастые блузки, платья и тому подобное, но ничего Максин не подошло. Тогда София открыла комод, где у нее лежали платки.

– Ну-ка примерь вот это. – Она протянула ей яркий темно-красный шелковый платок, окаймленный золотистой бахромой.

– О! – Максин накинула его на плечи, проверяя, к лицу ли ей. – Какой мягкий! Можно я его возьму?

– Только постарайся принести обратно.

Максин все восхищалась, а София припомнила день, когда они с Лоренцо случайно увидели этот платок в магазинчике на Монмартре, в самом конце мощенной булыжником улицы. Она просто влюбилась в этот район, в его деревенскую атмосферу и, если такое можно представить, еще больше влюбилась в самого Лоренцо.

Она улыбнулась.

– Но если случайно его потеряешь, мы просто съездим в Париж и купим еще один такой же, – сказала она.

– Ты покупала его вместе с Лоренцо?

– Да.

– А это ничего, если я его надену?

София обняла ее и почувствовала, как бьется сердце Максин. Эта девушка была так добра к ее матери и теперь так много значила для них обеих.

– Носи в свое удовольствие. Все мы заслуживаем хоть иногда немного радости, правда? И я считаю, если кто и заслужил, так это ты. Ну вот, а теперь давай поищем для тебя сережки.

Они нашли прекрасные золотые серьги кольцами, Максин примерила их, надела черное платье, которое некогда принадлежало погибшей сестре Лоренцо, распустила вьющиеся каштановые волосы и накинула на плечи красный платок.

– Ты у нас прямо настоящая цыганская красавица, осталось только пуститься в пляс, – прокомментировала София.

– Не слишком вызывающе?

– Да разве на тебе может хоть что-нибудь смотреться вызывающе?

Максин расхохоталась, а вместе с ней и София.

– А можно еще накрасить губы твоей красной помадой?

– Конечно.

– Спасибо, – поблагодарила Максин и поцеловала Софию в щеку. – Ты настоящий друг. Я скоро вернусь.

Праздник решили устроить на самой большой площади города, куда явились все горожане. Из-за авианалетов огней не зажигали, и ночь выдалась безлунной, зато было местное вино, и кто-то негромко пиликал на скрипке. Прошло совсем немного времени, и молодые люди не усидели и пустились в пляс. Странные это были танцы: в темноте пары сталкивались друг с другом, стараясь при этом не производить много шума, и это придавало происходящему неповторимый характер. Вряд ли кто-нибудь забудет эту ночь, когда, казалось, сами призраки вышли поплясать и повеселиться. Потому что в известном смысле даже при свете дня все они походили на призраков, превратившись в тени тех людей, какими были прежде.

С самого начала Максин познакомилась с одной местной женщиной по имени Адриана, которая рано потеряла на войне мужа, воевавшего на стороне немцев.

– Тяжко было, – призналась она в перерыве между танцами, когда они сели рядышком немного передохнуть. – Я имею в виду, когда мы переметнулись на другую сторону. Это ведь союзнички убили моего Джанни, и я ненавидела их за это. Я не хотела, чтобы они одержали верх, но потом, когда увидела, что творят с нами немцы, сразу поняла: другого пути нет.