Да, она права, думала Максин, слушая меланхолическую мелодию, которую наигрывал скрипач. Мелодия была столь печальна, что у нее сразу изменилось настроение, и она представила себе, что все собравшиеся сейчас думают о людях, которых потеряли или боятся потерять.

– Я видела, как во время боя ты заряжала кому-то винтовку, – сказала Максин.

– Здорово, правда? – Глаза Адрианы загорелись огнем.

Некоторое время обе молчали.

– Ты тоже кого-то потеряла? – спросила Адриана. – Наверно, поэтому ты с нами, да?

Максин опустила голову.

– Вижу, потеряла. Не говори, если не хочешь.

– Да нет, ничего, все в порядке…

Максин помолчала немного, потом продолжила:

– Он был партизан. Погиб после того, как взорвалась бомба.

– А как его звали?

– Марко. Марко Валлоне.

Ее собеседница округлила глаза.

– Правда? У меня девичья фамилия Валлоне, но брата зовут Лучано.

– Я узнала его фамилию довольно поздно, уже незадолго перед тем, как он… – Максин сглотнула подкативший к горлу комок, вспомнив, как это было. – Вообще-то, о своей семье он никогда мне не рассказывал, говорил, что не хочет подвергать их опасности. Не говорил даже, откуда он родом.

– А ты сама откуда родом? Говор у тебя не местный.

– Родилась в Нью-Йорке, но родители из Тосканы.

– А как он выглядел, твой Марко? Красивый был?

Максин улыбнулась, вспомнив его прекрасные глаза.

– Очень, – сказала она. – И крутой тоже.

– Наш Лучано тоже красивый, – сказала Адриана. – Пошли, покажу тебе фотографию.

Они направились к ее маленькому деревенскому домику. Как только Максин увидела фотографию в рамке на серванте Адрианы, у нее даже голова закружилась. Она взяла фотографию и смотрела на нее не отрываясь, и глаза ее наполнились слезами. Как же теперь она скажет Адриане правду, что он погиб? Тыльной стороной руки она вытерла слезы.

– Это что, твой Марко? – прошептала Адриана, и лицо ее посерело: она обо всем догадалась. – Это же наш Лучано…

Максин молча смотрела на молодую женщину, переживая, что, сама того не желая, сообщила ей столь страшную весть.

– Прости меня, – сказала она.

Адриана быстро заморгала, взяла у нее фотографию и принялась часто-часто ее целовать, лицо ее было мокро от слез.

– Бедный мой, бедный мой братик, – твердила она не переставая, а потом подняла глаза на Максин. – Расскажешь мне, как это произошло? Все до мельчайших подробностей.

После того как Максин отвела душу и выговорилась, рассказывая о том, о чем раньше говорить не хотела, потому что не могла найти правильных слов, обе женщины обнялись и заплакали в голос.

– Он был единственным мужчиной, которого я любила, – сказала Максин, когда наконец у нее иссякли слезы.

Адриана кивнула:

– То же самое и у меня с Джанни… Это ужасно больно, особенно вначале… но правду люди говорят, что время лечит и боль притупляется, становится немного легче.

– Правда? – Максин смотрела на нее во все глаза.

– Точнее сказать, мы к этому, наверно, привыкаем. Брат у меня был такой хороший! Я очень рада, что у него была ты, что ты любила его до того, как он умер. Я очень скучала по нему, но мне кажется, я чувствовала, что он больше не вернется. Всегда ждала, когда мне об этом кто-нибудь скажет. Видно, так у него на роду написано.

Максин не стала говорить, что не верит в судьбу.

– А родители ваши живы? – спросила она.

– Нет, остались только я и мой сынишка, Эмилио. Старший брат тоже погиб, его взяли фашисты еще до войны. Я была еще совсем маленькая.

Максин вспомнила, как Марко рассказывал ей о своем брате.

– Мне так жаль. Должно быть, это было ужасно. Ты потеряла так много близких.

– Зато у меня есть сын. – Лицо Адрианы осветилось, когда она заговорила о сыне. – Вылитый Лучано.

– А где сейчас твой мальчуган?

– У подруги в Монтепульчано. Я знала, что после того, как наши местные партизаны захватили грузовик с зерном и привезли его сюда, у нас будут неприятности. Пришлют карателей. Вот и отправила его подальше.

– Как думаешь, они снова направят сюда кого-нибудь?

– Я тебе вот что скажу. Нынче ночью я бы не хотела спать крепко.

Глядя на Адриану, Максин восхищалась стойкостью и мужеством, которые увидела в ее взгляде.

– Я постелю тебе здесь, на диване, и дам тебе кое-что из моей одежды. Ты же не захочешь, чтобы фашисты видели тебя в таком наряде. Это для них как соль на раны.

Рано утром Максин проснулась от оглушительных ударов в дверь Адрианы, выскочила из постели и спрятала волосы под платок, завязав его узлом на шее. Адриана ринулась вниз по лестнице, и обе слушали, как в другие двери дальше по улице так же тарабанят.

Адриана сделала глубокий вдох.

– Готова? – спросила она.

Максин ответила утвердительно, и Адриана открыла дверь. В дом ворвались двое безжалостных немецких солдат в стальных касках и перевернули все вверх дном, превратив дом в полный хаос, но ничего не обнаружили. Обошлось без рукоприкладства, но недвусмысленные угрозы физической расправы в случае неповиновения прозвучали. То же самое повторялось в каждом доме этого городка.

– Так ты знала, что они ничего не найдут, – сказала впечатленная Максин.

Адриана кивнула.

– Чтобы нам не досталось от этих гадов, – пояснила она, – партизаны забрали все в лес и спрятали.

После этого в городе стало тихо, а потом пришли вести о том, что целый грузовик фашистов попытался выкурить партизан из леса, но потерпел полное фиаско и все закончилось тем, что фашисты чуть сами себя не перестреляли. Что же касается партизан и их оружия – все это растворилось в лесах, будто ничего и не было. Словом, и эта карательная мера закончилась полным провалом; правда, в городок с обыском заявились немцы, но это все, что они могли сделать. В сложившейся на фронте ситуации они бросили все силы на то, чтобы дать отпор наступающим войскам союзников, и дальше поддерживать итальянских фашистов у них не было возможностей.

Май 1944 года

Третьего мая пришла страшная весть о новой мощной бомбардировке Флоренции. С тяжелым сердцем София думала о том, уцелел ли их старинный палаццо. А уже через неделю, едва только рассвело, бомбили и Кастелло, и одна бомба упала так близко от виллы, что ее стены сотряслись от мощного взрыва. София сразу бросилась в комнату матери. Эльза стояла у окна и смотрела на улицу.

– Еще немного, и в нас бы попала, – сказала она. – Чистая случайность… повезло, правда?