– Там уже гости пожаловали, – сказал Петер, подходя к нам. –Ильмар?

Я кивнул. Подхватил оброненный кем-то бронзовый молоток надлинной ручке. Какое-никакое, а все-таки оружие.

– Помоги… этим. – Я кивнул в сторону надрывающихся надворотом осман. – Чем быстрее, тем лучше. Хелен!

Летунья обернулась ко мне. Она открыла круглый люк в хвостепланёра – внутри были какие-то деревянные салазки и болтались двапоблескивающих медных провода.

– Ты смотри, чтобы толкач правильно ставили, а в бой нелезь, – попросил я. – Хорошо?

Хелен ответила не сразу. Поколебалась, потом неохотнокивнула.

Я пошел к мужчинам. Вся наша маленькая группа стояла уоткрытой двери ангара. У Антуана и Арнольда были в руках пулевики, остальныевооружились чем смогли.

А от казарм бежали, рассыпаясь в атакующую цепь, османскиесолдаты. Не меньше сотни, значит, не только те, что на плацу стояли.

Чем нам помогут два ручных пулевика? Эх, тут быскорострельный пулевик! Вроде того, с которым его светлость лорд Хамон отиберийцев отбивался…

Откуда-то из-за спины вынырнул Маркус, по-деловомунаправился к Арнольду. Я молча поймал его за плечо, развернул, толкнул назад.Мальчишка гневно выкрикнул:

– Я дерусь не хуже!

– Уймись, Марк, – попросил я. – Уймись, без того тошно. А тоне пожалею последней минуты, сниму ремень и выдеру… на память.

Маркус от гнева побледнел… но вдруг изменился лицом. Понял,видно.

– Ильмар, я могу повести второй планёр!

– Нет. – Я покачал головой. – Не можешь. Иди в кабину, живо!

– Я заберу у них оружие! – кивая на приближающихся осман,выкрикнул Маркус.

– У всех?

Сколько бы ни было в Маркусе детского желания вертеться вгуще событий и себя геройски проявить, но и понимания хватало. Он задергалголовой, тоскливо озирая плененных мастеровых, что уже тащили к планёру первыйтолкач, молчаливо наступающих осман, наш жалкий строй…

– Иди, мальчик, – сказал я. – Иди. Не твое это дело –убивать. Тут ты не помощник. Нам бы пулевик скорострельный – вот это в самыйраз.

– Я не знаю! – Маркус топнул ногой – жестом, что у взрослогоаристократа показался бы грозным, а у него – детской истерикой. – Там, вХолоде, их десятки, сотни! Но мне нужно хотя бы видеть, хотя бы помнить, какпулевик убирали на Слово!

Я схватил его за плечи, тряхнул, чтобы успокоить.

– Баракальдо. Слушай меня внимательно! Вблизи городкаБаракальдо! Оливковая роща, поле – на нем залегли баски-повстанцы. Наступаютиберийцы и державный легион, приданный им в помощь вердиктом Владетеля. Егосветлость, лорд Хамон, сдерживал натиск, сколько мог. У него был скорострельныйпулевик, в него зачем-то заливали воду. Оруженосец держал ящик с лентой, вкоторую вшиты патроны… Ты слышишь меня? Маркус! Представь это! Представь!Преторианцы нас смяли, лорда пронзили пикой, но он, падая, поднял руку, вот так,и будто в горсть пальцы собрал… забрал пулевик на Слово.

У Маркуса затряслись губы.

– Нет… не знаю…

Он протянул было вперед руку… и опустил.

– Он там и сейчас, – крикнул я. – Слышишь? Бьет пар из дула,лента недострелянная свисает из ствола. Достань его, Маркус! Ты можешь,слышишь? Протяни руку и возьми пулевик!

И младший принц Маркус черканул по воздуху рукой, будторазрывая худую ткань.

Воздух потемнел, открывая окно в бесконечную ночь. Взвылветер, ледяным вихрем закружившись по ангару.

Маркус стоял, погрузив руки во тьму.

Холодом меня пробрало до костей. Ветер сотрясал, дыханиесбивая, на бронзовом молотке, что я сжимал в руке, выступил иней. Маркус,пошатываясь, все стоял, а тьма вокруг росла, будто и мы в нее погружались –туда, к последнему берегу всего сущего, к человеку, привязанному к столбу…

– Не надо! – закричал кто-то. Кажется, я сам.

Маркусу уже хватило бы времени весь ангар с планёрами наСлово взять!

Я протянул руку, превозмогая ветер. Толкнул Маркуса, но онбыл словно в трансе, все шарил и шарил во тьме, пытаясь достать то, что емуникогда не принадлежало, то, чего он в глаза не видел, то, что до его рожденияна Слово было спрятано…

Тьма погасла, будто отрезало.

Воздух был выстужен, как зимой, и дышалось тяжко, будто вгорах.

В руках у Маркуса сочился густым паром скорострельныйпулевик лорда Хамона.

Такую тяжесть мальчишка только миг и в силах был удержать.Негнущимися руками я успел подхватить пулевик под маленькие бронзовые колеса,рухнул и сам, но пулевик уронил мягко, на себя. Маркус шатался, полуприкрывглаза. Тяжелый ящик с патронной лентой упал мне на ногу, отшибая лодыжку,расплескивая брезентовую ленту, из которой тупыми свинцовыми глазкамитаращились патроны.

– В кабину его, живо! – прошипел я, вставая. Поволок засобой пулевик – подбежал Арнольд и в два счета водрузил оружие у столба. Луизаи Петер уже волокли мальчишку в планёр. А османы были совсем близко…

– Держи ленту! – гаркнул я, даже не глядя, что егосвятейшеству Жерару приказ отдаю. И епископ послушно поднял ящик с лентой навытянутые руки.

Словно во сне все… будто опять я – безусый сопляк, в смертьне верящий, пошел за легкими деньгами в наемную бригаду баскской армии… Тольконе стою с плохим мечом в охране высокородного лорда, а лежу за его пулевиком, икипит в стволе вода, залитая туда еще в Иберии…

Я повел стволом, глядя в прицельную планку на усатыеосманские лица…

И нажал на медный рычаг гашетки, еще хранящий тепло лордаХамона, давным-давно в семейной усыпальнице истлевшего.

Пулевик загрохотал, будто рад был продолжить свою прерваннуюдробь, будто все эти долгие годы только этого и ждал. Османы дружно попадалиназемь. Такого сопротивления они никак не ожидали!

– Ствол задираешь! – рявкнул Арнольд. В следующий миг,поднятый его могучей рукой, я оказался в стороне. А стражник рухнул за пулевик,оскалился – и длинная очередь прошлась по залегшим врагам.

Послышались крики. Стрелял Арнольд не в пример лучше моего.

– В планёр! – скомандовал стражник, на миг прерываястрельбу. – Их слишком много!

Маркус, Луиза, Петер уже забирались в брюхо планёра, воткрытый люк. Фарид Комаров, молча наблюдавший за всем происходящим,отсалютовал нам – и бросился за ними.

– Арнольд, ты должен лететь с ними! – Я наклонился надстражником. – Им нужен защитник! Быстрее!