– Антуан, берег! – Я даже привстал, когда понял, чтогоризонт обрел твердь. – Клянусь, там берег!

Летун всмотрелся, покачал головой.

– Я не вижу.

– Там берег, клянусь!

– Если еще десять минут проработает толкач – мы долетим, –подумав, сообщил Антуан. – Но я…

Наступила тишина. Лишь свистел ветер в крыльях да ругался вбомбовой каморе Жерар, слышавший весь разговор.

Наш толкач сгорел раньше. Планёр Хелен еще несся, а мы уженачинали снижаться.

– Когда-то я мечтал умереть не от старости и болезней, а заштурвалом планёра, – хрипло сказал Антуан. – Но я же не просил смерти вкомпании… Ильмар, у тебя есть вода?

– Нет… зачем? – Как зачарованный я смотрел на далекий берег.Планёр спускался так медленно, что сразу и не заметишь. Лишь по уносящемусяввысь планёру Хелен понятно – падаем…

– Горло ссохлось. А морской водой не напьешься.

Позади завозились. То ли Жерар разбудил остальных, то ли онисами проснулись, когда умолк рев толкача.

– Антуан, планируй! – попросил я. – Ведь можно…

– Не на этой машине, Ильмар. Она слишком тяжела.

Земля на горизонте близилась, но и море внизу приближалось.Эх… лодку бы…

Прижавшись щекой к стеклу, я смотрел по сторонам, пытаясьуглядеть хотя бы крошечный островок. Но островов не было… лишь мелькнул средиволн крошечный белый парус.

– Антуан! – закричал я. – Там корабль, корабль!

– Курс! – хрипло произнес летун.

– Направо… юго-запад, чуть ближе к западу…

Планёр медленно завалился на крыло. К горлу подступил комок.Уже видны были волны, и волны совсем не маленькие.

– Вижу шхуну, – сказал Антуан. – Ильмар, спроси, все лиумеют плавать.

– Плавать умеете? – крикнул я, оборачиваясь.

Слава Сестре, все закивали. Даже Йенс, за которого я большевсего боялся.

– Луи, ты хорошо плаваешь? – уже от себя спросил я.

Охранник кивнул.

– Помогай Жану, понял?

Будто ожидая подтверждения, Луи покосился на епископа. И тутже кивнул, не дожидаясь указаний.

Я снова уставился на близящуюся шхуну. Совсем уж недалеко.Но и море рядом… Я посмотрел вверх – планёр Хелен кружил над нами и дымногоследа за ним уже не было. И у них кончился толкач.

– Планёр потонет быстро, – спокойно сказал Антуан. – Избомбовой каморы не выбраться. Поэтому я дерну рычаг, когда до воды останетсянесколько метров, и люк каморы откроется.

– Слышали? – Я повернулся назад. – Мы летим к шхуне! Надсамой водой люк откроется, вы упадёте в воду!

Чья была шхуна, вот вопрос. Что думали о нас моряки, увидавшиевдали от берега два падающих планёра? Захотят ли вытащить, или развернутся, отгреха подальше, да и бросят в море?

Нет, не должны. Никак не должны так поступить! Пусть этоосманы, пусть иудеи, но даже самым безбожным и диким племенам свойственныжалость и милосердие.

Я успокаивал себя этими мыслями, пытаясь не вспоминать теистории, которые слышал от путешественников и которые пережил сам.

Если нет никакой надежды, то надеяться надо вдвойне.

– Готовьтесь! – крикнул Антуан. И впрямь до воды оставалосьметров пять, казалось, что волны уже бьют в брюхо планёра.

– Готовьтесь! – повторил я, оглядываясь. И увидел, как поднашими товарищами разошлись тонкие рейки пола. С криком, который невозможносдержать, даже зная о предстоящем, они рухнули вниз.

А через миг нос планёра вонзился в высоко взлетевший гребеньволны.

Зазвенев, разлетелось переднее стекло. Осколком мне оцарапалолоб, соленая вода ударила в лицо, вышибая дыхание. Планёр кувыркнулся,заваливаясь, рухнул на воду, заскользил – до следующей волны, что закрутилаего, ломая крылья и врываясь в открытую бомбовую камору.

– Антуан! – Я рванул старика за плечо. Вода ревела, врываясьв кабину.

Он повернул голову и осклабился – довольной улыбкойчеловека, совершившего что-то важное, пусть и не слишком-то радостное.

– Спасайся! Я не умею плавать.

У меня смешались мысли. Как?

Антуан, прославившийся тем, что ради товарища свой планёр наводу сажал – не умеет плавать?

Будучи молодым, уже прославленным и еще жадным к жизни, непо приказу, не принужденный к тому крушением – повел планёр навстречу холодномусеверному морю?

Вода хлестала, заливая планёр, а я отдирал ладони Антуана отштурвала. Его пальцы закостенели на тонкой бамбуковой дуге: не от того, чтолетун противился мне, а от долгих часов полета, забравших все силы.

– Не надо… я знал, что так должно кончиться… – прошепталстарик.

Но силы были неравны. Я все-таки оторвал его от штурвала,ударом ноги выбил промокшую парусиновую дверцу. Вода уже заливала нас по горло.Волоча Антуана за собой, отталкиваясь от тонущего планёра, я поплыл прочь.Антуан слабо бил по воде рукой, пытаясь помочь мне.

Море было теплым – будто в молоке плывешь. Соленым – губыуже щипало. Если бы не волны, если бы не гуляющий ветер, если бы не заслонившиеполнеба тучи!

– Ильмар, не надо… – прохрипел Антуан.

Если сейчас он поддастся панике, начнет биться и хвататьменя – конец. И не оглушишь, чтобы за волосы тащить – старик их давно лишился.

– Корабль близко, молчи! – прикрикнул я. Завертел головой,пытаясь найти наших.

Они оказались недалеко. Плыли к нам – пока все вместе, дажеЖан барахтался самостоятельно, хотя Луи и был рядом, готовый прийти на помощь.В небе, все больше и больше снижаясь, кружился планёр Хелен.

Я поискал взглядом шхуну. Да, она и впрямь была недалеко. Ишла к нам на всех парусах, я даже увидел суетящихся матросов. Но все-таки надобыло продержаться минут десять, не меньше… сбросить бы башмаки – да нет и наэто минуты…

Ударила очередная волна, я поднырнул под Антуана, выпихиваяего из воды. По руке скользнула медуза – что ж ты в глубину не уходишь, тварьпротивная, шторм же наступает!

– Ильмар! – зычно крикнул Жерар. Плыл епископ мощно исильно, сразу двумя руками загребая, будто дельфин выбрасывая себя из воды. –Держись!

Видать, заметил, что я волоку Антуана…

А наш планёр, задрав напоследок пестрое крыло, погрузился впучину. Без водоворотов, плавно и важно, так тонут не корабли, а упавшие снебес птицы, окончившие свой век.