От неопределённости с родителями голова шла кругом, и наверное поэтому общение с каждым стариком переживалось с особенно обострёнными чувствами.

Весь октябрь погода испытывала горожан сыростью, перемежая холодные мелкие дождики с нудными затяжными ливнями. Налипая на обувь, пожухлая листва купалась в лужах. На мокрых скамейках сидели нахохленные воробьи. Заботливые хозяева нарядили собак в комбинезоны. Впрочем, Огурец избежал горькой клоунской участи собачьей одёжки и весело месил лапами грязь на пустыре за домом, хотя последующее мытьё переносил с оскорблённым выражением морды и утешался только кусочком сыра, за который легко мог продать свою бессмертную душу. Дома потускнели и помрачнели, а тротуары запестрели зонтиками.

«Разносить почту под дождём — хорошее наказание для каторжников», — подумала Рита.

Прикрыться зонтом она не могла, потому что мешала сумка, которая оттягивала плечо. Немного выручал полиэтиленовый плащ с капюшоном, но с него прямо на лицо постоянно летели холодные брызги дождя, и чтобы стряхнуть с ресниц влагу, приходилось трясти головой, как норовистой лошади. После половины первого круга разноски Рита перестала обращать внимание на дождь, потому что вымокла с ног до головы и сохранение сухости перестало иметь значение. Главное — сберечь почтовые отправления, а почтальон обойдётся. Чтобы открыть дверь парадной, она подула на замёрзшие пальцы и тут краем глаза ухватила что-то знакомое, словно бы мозг получил слабый сигнал: внимание!

Инстинктивно прижав сумку к животу, она резко обернулась, но увидела только мамочку с коляской. Почудилось. Рита решительно вошла в подъезд, разом ощутив блаженное тепло сухого помещения.

На несколько мгновений она прислонилась спиной к стене, позволяя себе краткий отдых. Приближались ноябрьские праздники, и в сумке лежала целая пачка поздравительных открыток. То, что люди продолжают посылать открытки, да ещё и поздравлять друг друга с исчезнувшими праздниками, явилось для неё маленьким открытием. Даже подумалось — а не послать ли открытку родителям, например, к Новому году? Попросить обоих детей подписаться под поздравлением и нарисовать сердечки или смешную рожицу, как делалось в докомпьютерную эпоху.

То-то будет радости! Не секрет, что электронные формы коммуникации сжирают теплоту общения и безликий смайлик никогда не сравнится с наивной калякой-малякой, пририсованной детской ручкой, да и телефонные звонки не могут составить конкуренцию кусочку бумаги, что можно в любую секунду достать и прижать к сердцу.

При свете тусклой лампочки Рита начала раскладывать корреспонденцию по ящикам, изрядно забитым пёстрыми рекламными бланками.

И всё же что-то не давало покоя, будоражило сознание, как бывает, когда стараешься вспомнить хорошо известное, но забытое.

Письмо из Пенсионного фонда не влезало в ящик. Высвобождая место, Рита вытащила за уголок рекламу из магазина с фотографией банки варенья, опоясанной по кругу надписью «Малина».

«Малина, малина, Лина! — мелькнуло вдруг в памяти. Точно, Лина! Там за трансформаторной будкой стояла Лина и смотрела на неё, — поняла Рита. — Но почему она не в школе? Опять убежала?»

Оставшуюся почту Рита разложила со скоростью сортировочного автомата и стала листать записную книжку в телефоне: Фриц Иванович, Лена, Вика, сантехник Коля, парикмахерская, поликлиника, школа… Рита закусила губу — неужели стёрла? Нет. Вот, есть!

Она нажала кнопку вызова.

* * *

Когда телефон заиграл мелодию вальса Штрауса, Светлана недовольно поморщилась. Она только что вернулась из банка и едва успела сделать глоток кофе — конечно эспрессо и конечно без сливок.

Рядом с чашкой кофе на подносе стоял стакан с ледяной водой, в которой плавала долька лимона.

— Алло?

Откинувшись в кресле, Светлана сняла туфли на высоком каблуке и положила ноги на стол, что позволяла себе делать, когда была абсолютно уверена в безопасности. Секретарша знает, что беспокоить начальницу во время отдыха — себе дороже.

— Светлана? Добрый день. Это Маргарита. Помните, няня Лины?

Ещё бы не помнить!

О чём бы она ни спросила, кофейный перерыв был жестоко испорчен. Светлана Кирилловна поставила чашку на поднос и с досадой в голосе произнесла:

— Конечно, помню.

Продолжать фразу и подталкивать разговор она не намеревалась, давая понять, что не расположена к беседе. Сколько раз ругала себя, что отвечает на звонки, не глядя на монитор. Надо будет, наконец, очистить карту памяти и занести нежелательные номера в игнор, чтобы не беспокоили. Запустить бы в эту Риту стаканом с водой, как в секретаршу, и закрыть вопрос раз и навсегда.

— Светлана, я сейчас нахожусь недалеко от вашего дома, и мне кажется, что я видела на улице Лину.

— Если кажется, то надо креститься, — сухо заметила Светлана. — Если у вас всё, то давайте на этом распрощаемся.

Кофе хотелось неимоверно. Она втянула в себя терпкий аромат, уже зная, что не сможет им насладиться. Дальше навалится тоска вперемешку со слезами, а потом придётся принимать таблетку от головной боли и пытаться справиться с нервами. Светлана бросила взгляд на зеркало, где отражалась её рука с новенькими часами. Неровный блеск сапфирового стекла указывал на лёгкую дрожь руки с зажатым телефоном.

— Послушайте, — не собиралась сдаваться Рита, — сейчас одиннадцать утра, Лина должна быть в школе, а вы сами говорили, что она часто убегает. Вот я и подумала, что вам надо сообщить.

Прежде чем ответить, Светлана потянулась к стакану с водой и ощутила на губах лёгкий вкус лимона.

— Повторяю — данный вопрос меня больше не занимает. Мне безразлично, где находится эта девочка.

Она знала, какая дальше последует реплика, и была к ней готова, поэтому, едва в трубке раздалось возмущённое: «Светлана, как вы можете так говорить, ведь Лина ваша дочь!» — устало сказала:

— Дело в том, что Лина чужой ребёнок. Я удочерила её, когда ей исполнился год. Я не могу иметь детей.

Ошеломлённое молчание на другом конце провода ударило в уши. Светлана криво усмехнулась: «Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, но не собираюсь выбрасывать свою жизнь на помойку из-за того, что не справилась с управлением, как говорится в сводках ГАИ. Когда автомобиль становится опасен для жизни, его отдают в руки мастера».

— До свидания, больше мне не звоните.

Палец уже нажимал на отбой, когда в трубке раздался резкий вскрик:

— Светлана, подождите! Скажите мне, где Лина?

Вот пристала! Светлана с трудом подавила раздражение, но всё же ответила:

— Я вернула её обратно в детский дом. Педагоги лучше знают, как воспитывать трудных подростков.

— Не понимаю, — раздалось в трубке после долгой паузы.

Светлана Кирилловна взорвалась:

— Не понимает она! А что тут понимать, когда домой с работы идёшь, как на каторгу? Когда день и ночь в голове единственное желание — прожить день спокойно, без телефонных звонков из