что глядевший вдаль итакийский царевич прикрыл глаза. Но даже так игривые отблески пробивались сквозь его веки. Он откинул голову назад, наслаждаясь теплом и насыщенным ароматом — в нем переплетались запахи морской соли, нагретого дерева, слабый оттенок вина из неплотно закупоренного кувшина, пот от натруженных тел гребцов и еле уловимый аромат толстой воловьей кожи… странная смесь, однако очень приятная.

Из задумчивости его вновь вывел голос Киоса:

— Кажется, ты наслаждаешься плаванием.

— Да, хотя в нем хватает опасностей. Штормы, сражения… Но один лишь вид безмятежной водной глади примиряет меня со всеми трудностями. Удивительно, что раньше я не замечал этой красоты, хотя всю жизнь прожил в окружении моря.

— Иногда осознание приходит внезапно. Как любовь к женщине, которую раньше не замечал, — согласно кивнул Киос.

— Анкей считает, что больше половины пути пройдено. Ты многое знаешь о колхидских землях? — сменил тему итакиец.

— Да не особенно. Мне известно то же, что и другим: различные слухи, рассказы редких торговцев и путешественников. Для большинства из нас Колхида — край ойкумены. Дальше забредать слишком опасно. Да и лишено смысла, по мнению многих.

— Здесь даже цвет воды другой. Не как в наших краях.

— Он изменился, когда мы плыли через пролив, помнишь?

Одиссей встрепенулся:

— О, разумеется! Хорошо, что этот пролив существует, иначе пришлось бы преодолевать сушу, волоча за собой разобранный на части корабль. Даже думать об этом не хочется!

— Полагаю, Ясона это бы не остановило.

Они засмеялись. Внезапно Киос прищурился, его ноздри раздулись. Казалось, он обратил внимание на что-то, ведомое лишь ему.

— Скоро ветер усилится. Попутный, к нашему счастью.

— Как ты это определил? Я не замечаю никаких изменений на море и в воздухе, хотя уже не новичок в подобных делах.

— Для этого надо выйти в плавание множество раз, — Киос почесал плечо. — Я долгое время был гребцом и солдатом, поэтому научился точно чувствовать скорую смену погоды. Дома это избавляет меня от необходимости заботиться о поливе цветов. Очень полезно!

— Должно быть, ты повидал множество прекрасных мест.

— В перерывах между сражениями, грабежами и тяжелым трудом? Пожалуй, да, — торговец тяжело вздохнул, но затем его лицо прояснилось. — Впрочем, не будем о грустном, раз уж речь зашла про чудеса. Знаешь ли ты, что на свете существуют места, где пески не нагреваются под палящим солнцем?

— Как это возможно? В жаркий день любой песок становится раскаленным.

— Клянусь Афиной, я сам трогал его и не мог поверить своим чувствам. Он кажется лишь чуть теплым, потому приятен в знойную погоду. А сами песчинки на ощупь нежные — представь, будто гладишь рукой ткань дорогого гиматия.

Киос воздел глаза к небу, будто желая усилить впечатление от своих слов. Когда он продолжил, в его голосе звучало нарастающее воодушевление.

— Сколько же на свете удивительных мест и явлений, которые не способен познать человек! И поверь, большая часть этих загадок скрывается прямо здесь, в море! Почему вода приобретает необычный цвет, когда течения сталкиваются друг с другом? Каких размеров достигают животные, что плавают у самого дна? Какое оно, это дно?.. Голые и безжизненные камни? А может, на глубине скрываются такие же густые леса, как на суше, только растения другие?.. И почему близ Иолка море более соленое, чем здесь? — он указал пальцем за борт.

— Возможно, наши потомки найдут ответы на все эти вопросы, — Одиссей улыбнулся. Своего товарища он слушал с неослабевающим вниманием.

Киос тряхнул головой, выражая несогласие:

— Это уж вряд ли. Человек может лишь восхищаться миром, но познать его не способен. Полагаю, это недоступно даже богам, создавшим все сущее. Мне часто кажется, они давно позабыли о своем творении… А зря, — глубоко вздохнув, торговец запустил ладонь в волосы и небрежно стряхнул несколько крупинок соли. По нему было видно, что он уже все сказал и не собирался продолжать.

Одиссей тоже не спешил нарушать молчание. Он слушал шум моря, плеск весел и скрип дерева, попутно обдумывая слова Киоса. Почему-то итакийцу очень захотелось потрогать тот загадочный прохладный песок. А еще — нырнуть на самое дно моря и своими глазами увидеть царство Посейдона. Быть может, там резвятся веселые обнаженные нереиды? Или же нет ничего, кроме кромешной тьмы и огромных чудовищ?.. Прав Киос — сколько же в море неизведанного!

Итакийский царевич ощутил, как легкий порыв ветра коснулся его плеч. За ним налетел второй, более сильный. Он дул в нужном направлении, как Киос и предсказывал. Одиссей посмотрел на торговца. Тот улыбался, сложив руки на груди и глядя на темно-синюю линию, отделяющую водную гладь от неба.

Неожиданно Одиссей ощутил зависть и жгучее желание быть подобным этому человеку. На первый взгляд, положение Киоса было куда скромнее, чем у наследника Итаки, зато жизнь щедро одарила этого мужчину не только невзгодами, но и чувствительной натурой. Киос любил весь мир, а тот отвечал ему взаимностью.

Неслышно шевеля одними губами, Одиссей принес клятву самому себе. Он должен стать хоть немного похожим на своего старшего приятеля. Это будет его новой целью. Одной из многих.

Встреча с Ясоном и его друзьями, сражение со львом, а теперь и плавание на «Арго» — все это изменило итакийца до неузнаваемости, заставило смотреть на многие вещи иначе. Думая об этом, он в полной мере ощутил удивительную свежесть вокруг, тепло солнца, чудесные морские запахи… И негромко засмеялся, не заботясь о том, что о нем могли подумать другие. Он был счастлив в окружении друзей, молод, а мир вокруг полнился жизнью и великими надеждами. Это понимание снизошло на него только сейчас.

Арго двигался к своей цели. Теперь ветер наполнял его парус и гребцы могли отдохнуть.

Глава 15

Во время плавания ночевки в море случались постоянно. Асклепий полюбил эти остановки, хоть и далеко не сразу. В начале путешествия он беспокойно ворочался ночами и тревожился по пустякам, когда громадный корабль замирал посреди темной воды. Лекарь не умел плавать — первое время ночной отдых превращался в настоящее испытание. Вместо красивой бирюзовой глади он осознавал под собой бездонную пропасть. Засыпать в страхе было непросто. Однако вскоре Асклепий освоился и даже начал получать от этих ночей удовольствие.

Все дело было в моряках. Когда люди не имели возможности размяться на суше после дня гребли, они принимались развлекать себя всеми доступными способами. Вечер переходил в ночь под всеобщий гомон, песни и шутки — они звучали совсем иначе, чем на суше.

Вот и теперь все расселись на палубе поудобнее, в ожидании уставившись на Орфея. Свет