не так чтобы уж сильно впечатляла «Амина». Видать, его бывший однокашник влез выше. Но чем выше поднимаешься, тем больнее падать и тем больше у него врагов. «Амин» – он представился ему под этим именем – словно говорил с незнакомцем, и говорил так, что прочитавший их диалог посторонний не понял бы, что речь идёт о двух старых знакомых. Уж не говоря о секретном окошке, о стиравшей следы «метёлочке» и о фальшивой карте. Осторожный ты хорёк, давай уже к делу.

И «Амин» перешёл к делу. Его надо лично связать с дружком Таонги, потому что «возникли насчёт него некоторые предположения». Да, он может приобрести товар. Да, это поможет «достичь их целей в вилайете и за его пределами». Робкие поползновения узнать о целях были отвергнуты мимоходом. «Амин» загонял его в роль посредника, и это было плохо само по себе, но речь тут даже не шла об уязвлённой гордыне. Если что-то пойдёт не по плану, если их общение выплывет – нетрудно догадаться, что все нити приведут к нему. У него нет денег и влияния, чтобы откупиться, его исчезновение и скандалом-то большим не станет, по крайней мере, за пределами Марсалы.

И от мысли, что что-то пойдёт не по плану, он чувствовал, как влажнеют ладони и неприятно сводит кишки. За последние недели шейхи – или Орден Верных, или кто там стоял за всем этим дерьмом – не раз давали понять, что играют серьёзно.

Голосок разума (или трусости, которую за разум часто принимают) тоненько пищал в голове, что самым разумным будет немедленно оборвать разговор, выбросить трубку и, если не помогать шейхам, то хотя бы не путаться у них под ногами. Но иногда в жизни бывает как при спуске с горы – начав идти, уже почти невозможно остановиться.

И он негнущимися пальцами выбил: «Я передам ей всё, что ты сказал. Всё будет, как мы наметили».

«Иншалла», – коротко ответил его собеседник, и окошко разговора, вспыхнув, исчезло.

Замиль затянулась шишей и выпустила душистый дым. Протянула трубку Джайде, но та покачала головой.

– Что ты собираешься здесь делать? – спросила она повторно.

Джайда сморщилась, будто нерадивый ученик, не выучивший урок и понимающий, что учитель от него не отстанет.

– Замиль, ну не надо… – жалобно проговорила она, – давай просто посидим, хорошо ведь.

У неё эти слова вызвали только кривую улыбку. Джайда, танцевавшая в полупрозрачных шальварах и ублажавшая потом ночью мужчин, каким-то непостижимым образом сохранила мышление ребёнка. Столкнувшись с чем-то неприятным, она старалась об этом просто не думать, словно надеясь, что всё как-то само разрешится.

Хотя сидят они и вправду неплохо. Их квартирка при всей её простоте имела преимущество – небольшой балкончик, который выходил во двор так, что большую часть дня был в тени. Здесь не было ни шума моторов, ни запаха гари, выхлопных газов и прочего адского дыхания окраины Суса, как и едкого, липкого жара, который на солнечной стороне буквально сводил с ума. Потому она и купила в лавчонке в конце улицы небольшую шишу вместе с кофеваркой и сейчас наслаждалась сочетанием неплохого кофе и вполне приемлемого табака.

Но увы, она – не Джайда, и просто не думать о будущем у неё вряд ли получится.

Она прикусила край трубки и снова втянула в себя крепкий дым.

Где-то внизу кричали друг другу чёрные мальчишки, гонявшие мяч по пустырю за школой.

Джайда сидела напротив неё на крошечном стульчике, сложив руки на коленях, и Замиль снова подумала, что та выглядит как школьница, не сделавшая домашнего.

– Я так понимаю, нас не объявили в розыск по сети «Масида-фи-ран»[1]. Это та, что для всего Халифата, поиск преступников, – последнее пояснение предназначалось Джайде, – а здесь, в другом вилайете, у шейхов Острова руки коротки нас достать. Можно выдохнуть. Но долго мы тут оставаться не можем.

– Почему? – спросила Джайда, и Замиль подавила желание выругаться.

«Потому что здесь почти то же, что в Мадине, только ещё хуже, и мне этого хватит с головой!» – хотелось крикнуть ей. Но вместо этого она вздохнула и потянулась за чашечкой кофе.

– Твои деньги скоро кончатся, – сказала она, – на что ты будешь жить потом?

– Я… – Джайда опустила глаза, потом виновато посмотрела на неё, – ну живут же здесь как-то люди. Что-то найду…

– Без документов вилайета, без связей, без профильного образования ты найдёшь либо работу за гроши в какой-то вонючей закусочной, либо… либо придётся торговать тем, чем мы торговали в доме Зарият, – Замиль произнесла эти слова как будто походя, но при этом наблюдая из-под опущенных век за реакцией малийки, – с той разницей, что там у нас была защита от всех – это Зарият всё-таки могла обеспечить. А здесь – ничего. Мы должны будем стать просто уличными кахаба[2], самыми обычными. Знаешь, как такие заканчивают?

– Но… не все же женщины тут идут на улицу, – робко воспротивилась Джайда, хотя Замиль видела, что её слова произвели впечатление.

Малийка раньше не сталкивалась с необходимостью планировать своё будущее, подумалось ей. Оказалась в доме у Зарият совсем юной, а там уже старшая решала за неё всё: где жить, что танцевать, с кем спать и даже сколько весить. И теперь Джайда напугана размерами этого мира и тем, что она ничего о нём не знает и не понимает. Не показать бы ей, насколько напугана и сама Замиль.

– Не все, – кивнула она, – но у других женщин здесь есть семья, есть родители, которые могут подыскать мужа, есть хотя бы свой угол. Как думаешь, насколько нам хватит денег снимать даже эту дыру?

Словно подтверждая её слова, на балконе в соседнем подъезде, выдававшемся клинообразно, так, что было видно с их балкона, появилась полная чернокожая женщина и начала развешивать на верёвках постиранное белье. Ей крикнули что-то снизу.

– Дыра, – прокомментировала Замиль, – потому я и говорю, надо выбираться отсюда.

– Но разве это возможно?

– Как-то же мы добрались сюда? – она отставила чашку и хотела опять затянуться шишей, но, подумав, протянула трубку Джайде. Под взглядом Замиль та взяла её, поднесла к губам, сделала глубокую затяжку и закашлялась.

– У Стефано есть катер, – продолжила