— Да иди ты!

— Да некуда уже, — пожал плечами Ману. — Я и так одной ногой в Бездне.

— Вот и катись туда. Какого екая ты изображаешь любящего папочку?!

Ману рассмеялся. Головная боль с новой силой впилась в виски.

— Папочку, скажешь тоже. Даже не мечтай, Ястреб. Мне нужно новое тело, а добыть его и провести нужные ритуалы можешь ты.

— Ну хоть не «только ты, о избранный», — проворчал Роне.

— До избранного тебе, уж прости, как троллю до магистратуры. Был бы рядом кто-то более подходящий…

— Вот и шел бы к Пауку. Шер-зеро, шесть веков бесценного опыта, что тебе еще-то.

— Связываться с кем-то из семейства Тхемши? Упаси Светлая! Уж лучше ты, с тобой я давно знаком…

— Ты так уверен в том, что я — тот самый Ястреб? — внезапно для самого себя задал Роне вопрос, интересовавший его вот уже… давно, короче, интересовавший.

Ману снова рассмеялся, но на этот раз совсем иначе. Теплее, что ли.

— Уж поверь, своего лучшего друга я ни с кем не перепутаю, Ястреб. Даже если ты побывал в Ургаше и все забыл. Как был упрямым бараном, двинутым на науке, таким и остался. И в любви ведешь себя так же — как ишак с колючкой под хвостом. Вот объясни мне, какого шиса ты сам ненавидишь Шуалейду? Ведь она ничего плохого тебе не сделала. И не сжимай кулаки, драться тут не с кем.

— Просто заткнись, — вытолкнул Роне сквозь сжатые губы и усилием воли расслабился, успокоил взметнувшиеся вокруг него потоки тьмы.

— Ну нет. Я и так долго молчал, все надеялся, что сам поумнеешь. Но как-то ты не торопишься, ворона ты ощипанная.

— Сам ты камбала одноглазая, — огрызнулся Роне, сам не понимая, откуда эта камбала взялась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— О, не так уж и все ты забыл, — донельзя довольно отозвался Ману. — Помнится, впервые ты назвал меня так в первую встречу. Ох и славно же мы подрались…

— Надеюсь, я начистил твою самодовольную рожу.

— Еще как… Хорошее было время… Но ты не увиливай, Ястреб. Покажи мне, что же случилось на самом деле.

— Не хочу.

— Ясное дело, что не хочешь. Но ты же не станешь заставлять меня взламывать твой рассудок? Его и так слишком мало.

— Ты!.. — Роне от возмущения забыл о головной боли и вскочил, но тут же рухнул обратно на постель, схватившись за виски. — Чтоб ты сдох, килька тухлая.

— Уже, Ястреб, уже. Так рассказывай. Сам знаешь, я не отстану.

— Пиявка.

— Угу. Пиявка. Ну?

— Что ну? Нечего тут рассказывать. Явилась глупая девчонка и чуть не убила нас обоих. Кто ее заставлял лезть, а? Идиотка! Ослица! Ты хоть представляешь, что она творит с потоками, тюлька ты в томате?!

— Ну так, отдаленно, — покивал Ману. — Так что именно она натворила, Ястреб? Не считая того, что изо всех сил пыталась спасти вашего любовника и фактически продалась за него в рабство к полоумному Брайнону.

— Вот-вот. Более идиотской торговли я в жизни не видел! Попасться в столь примитивную ловушку! И не думай, что мне ее жаль, сама дура!

— Так что там с потоками, Ястреб? И не ори, как в задницу клюнутый ишак, а расскажи и покажи.

— Да подавись ты, — обессиленно выдохнул Роне и впустил Ману в собственные воспоминания.

Смутные, рваные, полные боли, гнева и ужаса — не за себя, сам-то он к тому моменту уже один раз умер. За Дайма. За возлюбленного, которого он почти спас. Безумным, отчаянным порывом связал их в одно целое, каким-то чудом сумел обойти созданные лучшими умами империи стихийные блокаторы, и всерьез рассчитывал обмануть мнимой смертью Дюбрайна не только его сумасшедшего брата, но и проклятую печать Верности. Ведь первая смерть уже ослабила ее, а вторая должна была уничтожить окончательно.

И тут, в самый ответственный момент, вмешалась Шуалейда со своими проклятыми эмоциями и перекорежила всю тончайшую вязь потоков к екаям рогатым! Эта идиотка поверила, что Роне по приказу кронпринца убьет Дайма, что запорет его насмерть! Нет, чтобы рассмотреть внимательно потоки! Да хоть подумать, почему разорвана ее ментальная связь и с Даймом, и с Роне, и почему Роне не может произнести ничего, кроме «да, сир» и «слушаюсь, сир»! Вместо этого идиотка так крепко поверила своим страхам, что иллюзия стала реальностью! И все усилия Роне едва не пошли прахом, их связь с Даймом вместо того, чтобы спасать Дайма — убивала Роне! Его собственный дар утекал вместе с кровью Дюбрайна, и даже то, что Роне брал себе большую часть его ран и боли, не спасало…

Да что там. Вся энергетическая система Роне пошла вразнос, он так и не смог восстановиться. Из-за этой упрямой ослицы Роне завис на грани между жизнью и смертью, из-за нее вынужден был вынуть из своей груди сердце Дайма и заменить его на артефакт! Да одни только незаживающие шрамы от кнута чего стоят!

Разве можно это забыть или простить? Да она!..

— Успокойся, Ястреб. — Холодная ладонь Ману снова легла ему на лоб, и бурлящие эмоции притихли, улеглись, оставив после себя пустоту. — Успокойся и подумай головой. Ты ж ее пока не потерял, нет?

— Да иди ты…

— Спасибо, я там уже был. И все же, друг мой с ученой степенью, где твое научное мышление? Где рациональный подход? Эмоции и снова эмоции.

— Ты удовлетворил любопытство, Ману, а теперь оставь меня в покое.

— Оставить тебя маяться дурью, ты хочешь сказать. Роне, признайся уже, что ты ненавидишь ее только потому, что не можешь простить себя.

— Не могу. Доволен?

— Нет. Не доволен. Ты подыхаешь не потому что Шуалейда такая дрянь, а потому что убиваешь себя сам. Наказываешь за ошибки. Ты сам себе палач, Рональд шер Бастерхази.

На это Роне отвечать не стал. Что тут ответишь, если все правда? Да, палач. Да, не может простить самого себя, потому что сам все загубил. Своими руками. Если бы он не дал воли паранойе, поверил в любовь Шуалейды и позволил ей инициировать Линзу самой, дождался ее — все повернулось бы иначе. Дайм мог избавиться от печати и не был бы вынужден подчиняться брату-маньяку. Шуалейде бы не пришлось продавать себя ради спасения Дайма. И у них было бы полноценное единение на троих, а не то противное Двуединым извращение, которое Роне пришлось сделать, чтобы только Дайм остался в живых.

Так что виноват во всем Роне и только Роне. Именно он затеял всю интригу ради единения, именно он в самый ответственный момент испугался, не смог довериться — и… все. Единение невозможно без доверия. Полного, абсолютного доверия.