Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они сидели в закрытом купе поезда, причем она была зажата между двумя крепкими мужчинами, а руки у нее были скованы полицейскими наручниками.
Ну что ж. Она жива, а это уже кое-что.
– Куда мы едем? – спросила Лиз у Энтони.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– В Суинчестер, к моему отцу, – нехотя буркнул он.
– Зачем? – с замиранием сердца поинтересовалась она.
Но Энтони ничего не ответил, продолжая созерцать мелькающие за окном деревья. От его молчания по спине Лиз поползли холодные мурашки. Во рту пересохло. Наверняка Корнштейн знает о ее связи с Экскалибуром… Какая еще может быть причина ее похищать?
Тут подал голос молодой парень, сидящий слева.
– Сэр Мортимер пригласил вас на чай, мисс! – сказал он, и сам захохотал над своей шуткой.
Второй, лысый здоровяк, его поддержал, а закончив гоготать, пересел рядом с Энтони, достал револьвер и с самым занятым видом стал его чистить и перезаряжать. Лиз пришло в голову, что когда он закончит, то так же деловито застрелит ее, а потом аккуратно вымоет в купе пол…
Стараясь не поддаваться панике, Лиз стала смотреть в окно.
Мимо пролетали леса, поля и маленькие деревушки. Но Лиз не видела их. Нужно как-нибудь дать знать своим, что она в беде. Но как? Позвонить ей не позволят: посланники Корнштейна не настолько глупы. Сбежать… Но на ней наручники!
Иногда она косилась на Энтони, но он делал вид, будто ее здесь нет.
Мерное покачивание поезда и перестук колес наигрывали пассажирам колыбельную. Лысый задремал, а молодой вышел покурить. Тогда Энтони, на которого убаюкивание совершенно не подействовало, перевел взгляд на пленницу.
– Ты такая дура, Лиз! – воскликнул он.
От такого заявления она опешила.
– Чего тебе не сиделось спокойно? – зло продолжал Энтони. – Выучилась бы, работала медсестрой, вышла бы замуж… Чего ты полезла в дела моего отца? Зачем было переходить дорогу влиятельным людям!
Лиз сглотнула. Пусть Энтони и злится, но если бы он желал ей зла, то говорил бы другое. Эта мысль придала ей смелости.
– А ты знаешь, чем зарабатывает твой отец? – поинтересовалась Лиз.
– Он продает автомобили, – ответил он.
– И людей, – тихо добавила она.
– Он продает автомобили! – рявкнул он.
Спящий громила зашевелился и всхрапнул, но Энтони продолжал:
– Это все, что тебе нужно было знать! Тебе и твоим тупым дружкам!
Лиз судорожно вздохнула.
– Каким еще дружкам? – переспросила она.
– Не знаю, – неохотно признал парень. – Но папа сказал, что убьет вас всех за то, что лезете куда не просят!
У Лиз вспотели ладони. Как много известно Корнштейну? Что, если он похитил не только ее?
– Зачем ты в это впуталась, Лиз? – сквозь зубы спросил Энтони.
Она сказала:
– Мы хотим избавить Лэмпшир от рабства.
– Ты издеваешься?
– Ты готов закрывать глаза на грязные дела своего отца, а мы – нет.
Энтони закатил глаза.
– Да хватит прикидываться невинной овечкой! Я знаю, кто ты такая, Элизабет Коулман!
У Лиз перехватило дыхание.
– Да-да! Коулман – твой дядя! – тыкал в нее пальцем Энтони. – А у него полно фабрик, где используют рабский труд. Твоя семья тоже наверняка этим не гнушалась. Платила за твое воспитание, образование! Что, у тебя совесть проснулась? Твоя семья ничем не лучше моей!
Если бы только он знал, какую больную струну задел в сердце Лиз! Ей захотелось провалиться сквозь землю!
– Ты прав, – тихо сказала она. – Про мою семью и про образование… Но я не говорила, что лучше тебя! Я просто хочу, чтобы рабства больше не было.
– И чтобы твой дядюшка разорился? – усмехнулся он.
– Я верю, что если бы мы смогли договориться, то переход мог бы быть плавным и безболезненным. Что есть способ избежать противостояния…
– Противостояния? – перебил Энтони. – Ты все-таки дура! Посмотри на себя! Как ты собираешься противостоять моему отцу? Что ты можешь сделать? Да он в порошок тебя сотрет!
И снова его слова били по самому больному. Он прав! Как она могла подумать, что сможет сделать что-то стоящее? Она же не такая, как Розалин. Вот Линн умная, храбрая, сильная. Она может справиться с чем угодно!
А что может она, Лиз?
Как сбежать из этого купе с наручниками на руках? Ей нужно было сидеть дома и печь пироги.
Глаза щипало, но Лиз решила, что Розалин ни за что не стала бы плакать.
– А можно вопрос? – выдавила она и тут же его задала. – Это ты отвадил от меня Тоби Гордона?
Она сказала это почти наобум, просто потому что Тоби странно расстался с ней, а Энтони слишком уж вовремя появился на той дорожке. Но если предположить, что все это не случайность…
Энтони слегка смутился и напряженно кивнул. Значит, Лиз не ошиблась: она нравится ему. Поэтому он так злится.
– И ты позволишь своему отцу убить меня? – глядя ему в глаза, спросила она.
Энтони вдруг растерял свой напор и побледнел. Кажется, он и не осознавал свою роль в этом похищении. Он отвернулся к окну.
– А его никто и не спрашивает! – раздался хриплый голос проснувшегося здоровяка.
Энтони бросил на него злой взгляд.
– Мы подчиняемся сэру Мортимеру, не ему, – продолжил тот, лениво потягиваясь.
– Но зачем везти меня так далеко? – поинтересовалась Лиз.
– Думаю, это изощренная пытка – трястись в этом чертовом поезде! – отозвался Энтони, продолжая делать вид, что смотрит в окно.
– Тебя с нами никто не приглашал! – снова заметил подручный его отца.
Энтони ничего ему не ответил.
Дверь отъехала в сторону: вернулся молодой с тарелкой сэндвичей.
– А вот и наш обед! – провозгласил он и плюхнулся на сидение рядом с пленницей. – Фуа-гра закончилась, осталось только это. Как насчет пожрать?
Последние слова относились к Лиз. Он сунул сэндвич ей под нос. Она отодвинулась и попыталась взять его руками.
– Э, нет! – заявил парень, тут же отправив еду себе в рот. – Открывай ротик, куколка!
От его слов несло пошлостью за версту. У Лиз вспыхнули уши.
Энтони выхватил у парня сэндвич и подал ей в руки.
– Прекрати этот цирк! – рявкнул он.
– Ну уж нет! Нам тут еще три дня трястись, я должен как-то развлекаться! – возразил тот, продолжая жевать. – Или есть предложения получше? А, сладкая?
Он сально подмигнул Лиз. Аппетит пропал совершенно. Три дня в такой компании – это слишком!
– Обойдешься, Райли! – одернул его Энтони.
– А чего ты раскомандовался? – вмешался лысый. – Сэр Мортимер нам ничего не запрещал! Сказал: доставить живой и все.
Лиз чувствовала, что горят уже не только уши, а все лицо.
Энтони выпрямился на сидении и окинул подручных отца полным презрения