не так страшно, хотя я подозреваю, что в моем сердце всегда будет жить маленькая опухоль страха. Сейчас, в основном, я чувствую себя потерянной.

— Ты не потеряна. — Он делает еще один шаг вперед, почти закрывая пространство между нами, и берет мои руки в свои. Впервые его пальцы холодные, а мои теплые. — Ты не потерялась, Теодора. Я нашел тебя. Наконец-то я нашел тебя. И я больше никогда не потеряю тебя.

Глава 48

Возникший долг

Теодора

Легко позволить Закари обнять меня, смягчиться в его объятиях. Его прикосновение такое же теплое и успокаивающее, как и всегда, но оно несколько испорчено, необратимо испорчено.

Повреждено страхом и предательством, через которые я прошла, шоком и болью, когда я поняла, что Закари, должно быть, выдал мой секрет, воспоминаниями о том, как увидела свое имя в конце списка.

Повредили и крики отца, его хватка на моей руке, когда он заталкивал меня на заднее сиденье своего лимузина и обзывал грязными словами. Слово "шлюха" неизгладимо впечаталось в мои кости, о чем никто, кроме меня, никогда не узнает.

Все эти повреждения еще слишком свежи, раны все еще ярко кровоточат.

Возможно, Закари чувствует это; он отпускает меня со вздохом и нежно берет мое лицо в свои руки. — Вернись в Спиркрест со мной.

Я качаю головой, отстраняясь и садясь на край кровати, чтобы создать расстояние между нами. — Я не могу.

— Еще не поздно наверстать то, что ты пропустила, и мистер Эмброуз поймет, он…

— Нет, ты не понимаешь, Зак. Я не могу. Мой отец заплатил за мое образование — он заплатил за все. Даже если бы я каким-то образом связалась с матерью, подозреваю, что большая часть ее финансов связана с его. Я не могу вернуться в Спиркрест — просто не могу себе этого позволить.

Он хмурится и оглядывает комнату. — Как ты за это заплатишь?

— Я взяла с собой немного денег, когда убегала. Этого хватило, чтобы оплатить дорогу сюда, и этого достаточно для комнаты. Этого будет достаточно, чтобы жить, пока я не придумаю, чем заняться. — Я криво усмехаюсь. — Но, конечно, не хватит, чтобы оплатить обучение в Спиркресте.

— Мистеру Эмброузу будет все равно, я уверен в этом, он…

— Академия Спиркрест — это не благотворительная организация, Зак. Ты не наивен. Мистер Эмброуз вполне может захотеть проявить великодушие и вернуть меня в Спиркрест, но он не волен делать все, что ему заблагорассудится. У него есть управляющие, перед которыми он должен отчитываться.

Закари наблюдает за мной, а потом со вздохом садится на сиденье у окна, опираясь локтями на бедра.

Он смотрит на меня и резко произносит. — Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я это говорил, но…

— Тогда не говори, — перебиваю я.

— Я должен. Все равно мы оба об этом думаем.

— Нет, не думаем. Мне ничего от тебя не нужно.

— Я ничего тебе не предлагаю. Но мои родители — мой отец не из чистого альтруизма угрожал судебными и политическими мерами против твоего отца, Теодора. Ты нравишься моим родителям — они, кажется, думают, что ты… — Он встречает мой взгляд и качает головой, словно решает не заканчивать предложения. — Мои родители помогли бы тебе в одно мгновение.

— Мне тоже не нужна их помощь.

— Тогда позволь мне одолжить тебе денег, ради всего святого.

— Ты никогда не позволишь мне вернуть тебе долг.

Он не отрицает этого. Он расширяет глаза от разочарования.

— Ты действительно собираешься сдаться, пустить всю свою тяжелую работу на самотек из-за своей гордости?

— Моей гордости? — Я громко смеюсь. — Если ты надеешься спровоцировать меня на то, чтобы я сделал то, что ты хочешь, Зак, тебе придется постараться.

— Ты не бедная девочка со спичками, умирающая от холода, Теодора. — Его голос тверд. — Это не сказка, и ты не беспомощная, трагическая жертва. Помощь, в которой ты нуждаешься, уже предложена тебе — если ты откажешься от нее, то станешь жертвой самой себя.

— Я никогда не утверждала, что являюсь беспомощной, трагической жертвой, — отвечаю я. — Я не сижу на холоде и не жду смерти. Я собираюсь найти работу, подать заявление в качестве внешнего кандидата в местный колледж, сдать экзамены и поступить в университет, как я всегда и хотела. Ты единственный, кто видит во мне жертву.

Он внезапно встает, его руки сворачиваются в кулаки по бокам.

— А как же программа "Апостолы"?

— Это единственное, что тебя волнует, не так ли? — говорю я. — Программа "Апостолы" и победа. Та победа, которую ты всегда жаждал, тот трофей, который ты хочешь поднять, чтобы все знали, что ты превзошел меня.

— Да, ты права. Я не слишком горд, чтобы признать правду. — Мышцы на его челюсти подпрыгивают, когда он сжимает зубы. Он выпрямляется, поправляя рубашку и галстук, как он всегда делал, когда вставал в дискуссионном клубе, чтобы представить свои заключительные аргументы. — Не возвращайся в Спиркрест ради меня, не возвращайся, потому что хочешь, не возвращайся ради благотворительности или потому что я тебя люблю. Возвращайся как деловой обмен — я даю тебе то, что тебе нужно, а ты даешь мне то, что я хочу.

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна моя гребаная победа. Я слишком долго и упорно работал ради нее. Не хочешь брать мои деньги — тогда обменяй меня. Я оплачу твой последний срок в Спиркресте, а в обмен ты вернешься, доделаешь пропущенные задания, и мы доведем дело до конца. И когда я наконец возьму в руки этот образный трофей, о котором ты говоришь, когда я наконец смогу кричать с крыш, что наконец-то победил тебя, ты будешь знать, что долг уплачен и тебе больше никогда не придется ничего для меня делать. — Он встает передо мной и властно протягивает руку. — Ты согласна?

Я смотрю в его глаза, в них пылает огонь, мрачная, безрадостная убежденность. Взяв его руку в свою, я пожимаю ее формальным движением.

— Я принимаю.

Возвращение в Спиркрест похоже на возвращение из сна, только на этот раз я бодрствую.

Наконец-то наступила весна: все лиственные деревья проросли свежими листьями, а на холмах и полях кампуса распустились покрывала из кроки, пролесков и нарциссов. Башенки и шпили пронзают небо, голубое, как яйцо малиновки, а окна ловят солнечный свет, как грани бриллиантов. Прекрасное зрелище, прямо из сказки.

За исключением того, что это реальность, и она ощущается как реальность.

Все эти годы я не понимала, насколько жизнь похожа на сон наяву. Как