Его нейтральное выражение лица наконец-то ломается. — В каком списке?

— В твоем дурацком списке для твоего дурацкого пари!

— Какого пари? — восклицает Захара.

— Он и его друзья — так называемые Молодые Короли. Они заключили это ужасное пари в конце 11-го класса, что переспят с каждой девушкой в нашей группе. И они внесли мое имя в этот список после того, как я… после того, как я переспала с Заком.

Яков отталкивается от дерева, к которому он прислонился, и отрывает сигарету от губ, чтобы заговорить.

— Всем плевать на это пари. Всем. Эван каждую минуту одержим этим своим префектом. Сев влюблен в свою красивую невесту и не может говорить ни о чем другом. Лука вынужден уходить из кампуса, чтобы переспать, потому что все девушки здесь его боятся. Мне, конечно, плевать на это гребаное пари. А Закари — ха! — Он заливается смехом. — Он любил только тебя, хотел только тебя. Он трахал тебя не ради пари. Он трахал тебя, потому что поклонялся земле, по которой ты ходишь. И когда он это сделал, он солгал об этом мне и ни слова не сказал остальным. Если твое имя есть в этом списке, то это потому, что Лука — садистский кусок дерьма с нездоровым чувством юмора, и он, вероятно, просто надеялся, что вас двоих это заебет. — Он сминает кончик сигареты, гася ее, и засовывает за ухо. — Печально видеть, что это сработало. — Он засовывает руки в карманы и выпрямляется. — Закари трахнул тебя и держал это в секрете, потому что он скорее умрет, чем причинит тебе боль. Если твой дрянной отец и узнал, то не по его вине. Он не рассказал ни одной живой душе. Можешь ли ты сказать то же самое?

И с грубым, резким смехом он качает головой и уходит, исчезая за поникшими ветвями ивы. Я смотрю ему вслед, сердце колотится, в голове пустота.

Легкое прикосновение возвращает меня в реальность, и я опускаю взгляд, чтобы увидеть изящную руку Захары на своей.

— Ты в порядке? — Она тоже затушила сигарету и озабоченно кусает нижнюю губу. — Яков не стал бы лгать, Тео, и он прав. Зак никогда бы не сделал ничего, чтобы причинить тебе боль. Он любил тебя так нелепо долго.

Я смотрю на нее, на ее губы, складывающиеся в слова, на ее искренние карие глаза, такого же насыщенного оттенка, как и у брата, почти золотые. Я слышу ее слова, но не воспринимаю их.

Мой разум слишком напряженно работает, мысли сами собой упорядочиваются. Впервые за долгое время у меня появилась ясность. Я прорабатываю то, что знаю, методично, без эмоций.

— Сядь, Тео, пожалуйста. — Тон Захары умоляющий и обеспокоенный. — Ты хотела меня о чем-то спросить — тебе нужен мой совет. Почему бы тебе не рассказать мне?

— Все в порядке. — Я сжимаю ее руку и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Я знаю, что мне нужно сделать. — Я отстраняюсь от нее. — Мне жаль, что я ухожу вот так, но это то, с чем я должна разобраться сейчас. Поговорим позже, хорошо?

Она кивает, и я чувствую на себе ее обеспокоенный взгляд, пока иду прочь.

Прочь от заброшенного фонтана и обратно в здание для девочек шестого класса, чтобы увидеться с человеком, который избегал меня с тех пор, как я вернулась.

Единственного человека, которому я доверяла настолько, чтобы рассказать свой секрет.

Глава 50

Прекрасная Немезида

Теодора

В этот раз, когда я стучусь в дверь спальни Инессы, я не позволяю ей игнорировать меня и не ухожу после нескольких стуков. Я остаюсь до тех пор, пока у нее не останется выбора, кроме как открыть дверь и посмотреть мне в глаза.

Она выглядит худее с тех пор, как я видела ее в последний раз, блеск ее волос немного потускнел, глаза окантованы розовым. Ее глаза встречаются с моими, и весь воздух выходит из нее.

— Мне так жаль, Дора. Мне так жаль.

Я проталкиваюсь мимо нее в ее комнату и позволяю ей закрыть за собой дверь. Ее спальня, где мы так много времени проводили, сидя на ее кровати и болтая, где мы делили ее стол, пока я помогала ей с эссе, теперь кажется холодной и незнакомой.

Я чувствую холод.

Сначала, в момент осознания, я чувствовала себя ледяной, застывшей в шоке от понимания. Но теперь нет льда, который бы меня заморозил. Эмоции пылают внутри меня, гнев, обида и негодование, жгучая боль в груди.

— Я не понимаю. — В конце концов мой голос становится не твердым и решительным, а слабым и дрожащим. — Ты сказала ему? Зачем тебе говорить ему?

— Мой отец работает у вас, и он предложил оплатить мое образование, все… Но Дора, он сказал мне, что хотел, чтобы я убедилась, что с тобой все в порядке, что у тебя не будет никаких проблем, и…

— Ты была… — Я провела рукой по лицу, внезапно обессилев. — Ты шпионила за мной? Все эти годы?

— Не шпионила, просто… просто следила, чтобы с тобой все было в порядке, чтобы с тобой не случилось ничего плохого… Дора, ты мне как сестра, и у твоего отца такие большие планы на тебя, что я просто хотела поступить правильно и помочь.

— Все это время. — Вся злость вытекает из меня. Я чувствую себя такой слабой, что могу упасть. Я отступаю назад, хватаясь за дверную ручку. — Ты шпионила за мной. Ты… — Мои глаза наполняются слезами так быстро, что изображение Инессы превращается в искаженное размытое пятно. — И ты рассказала ему о нас с Закари. Он пришел из-за тебя.

— Я рассказала ему только потому, что волновалась. — Инесса делает шаг вперед, поднимая руки. — И я никогда не думала, что через миллион лет он будет так зол, я никогда не думала, что все это когда-нибудь случится, клянусь тебе, Дора, клянусь своей жизнью, перед Богом.

Я смотрю на нее сквозь слезы и ничего не говорю.

Я вообще ничего не чувствую.

Правда в том, что я ей верю. Инесса любит меня — любит слишком сильно, слишком открыто, чтобы это было ложью. И у моего отца и у нее, вероятно, было много времени, чтобы забить ей голову ложью, убедить ее в том, что все, что она делает, — для моего же блага.

Мой логичный, здравый ум может понять все эти вещи. Мои логичные, здравые глаза видят Инессу, в каком она состоянии, как она опустошена.

Но