– Пошто речи о том ведешь, Григорий Лукьянович?

– Давай по-простому, по-свойски, Владимир Юрьевич, гляди, какой красавец княжич Парфенов, и тебе ведомо, что рода он знатного, у государя в чести, воевода, и тако же один, холостой.

– Погодь, Григорий Лукьянович, ты что, свататься приехал?

– Как можно? Обряд сватовства – дело родителей, я тебе говорю, что есть. И никто никому ничего не навязывает. А ведь хорошая бы пара вышла, Владимир Юрьевич, княжич и дочь твоя, а?

– Хорошая, спору нет, – неожиданно улыбнулся князь. – Но дело-то не только в достоинствах жениха, но и в отношении невесты к нему.

– А как может определиться твоя дочь, не видя княжича?

– Она его видела, в сенях перед горницей. После порасспрашиваю, как ей Василий Игнатьевич. Отвергнет, не обессудьте, гости дорогие, а коли примет сердцем и душой, то милости прошу свататься. О том сам с князем Игнатом Ивановичем разговор вести буду.

– Ну и ладно. Только мыслю, одного взгляда маловато, князь. – Скуратов отличался упертостью в достижении поставленной цели. – Ты же на Рождество дочь дома держать не будешь?

– Нет, конечно, пойдет опосля справления обряда гулять с подругами.

– И где гулять будет?

– Да где всегда, у Кремля. Там на праздник народу тьма собирается.

– Добре. Ну что ж, Владимир Юрьевич, благодарствуем за прием, угощение, пойдем мы, а ты поговори с дочерью, поговори, Малюта худого не предложит.

Гости вышли во двор, где сразу попали в оковы усилившегося мороза. Скуратов направился в Кремль, Бордак с Парфеновым поехали к своим подворьям.

– А Анфиса-то и впрямь красавица, – задумчиво проговорил княжич.

– Понравилась?

– Да, но только видел-то ее мгновения.

– Ничего, Скуратов не зря расспрашивал князя, где гулять дочь будет. Туда и ты поедешь, разглядишь девицу поближе, а может, и поговорить сумеешь.

– Как-то, Михайло, неудобно получилось. Не по обычаям, не по традициям. Завалились в дом князя и давай о дочери говорить.

– Говорили не мы, а Скуратов, он человек прямой, кружить вокруг да около не любит.

– Интересно, князь действительно поговорит с Анфисой?

– Коли сказал, значит, поговорит.

– Жаль, я не узнаю, чем тот разговор обернется, – вздохнул Василий.

Первым было подворье Бордака. Попрощавшись с княжичем, он заехал в открытые ворота. Уже стемнело, и служка встретил его с факелом.

В доме Алена подошла к мужу:

– О, да ты изрядно выпил, милый. Вот, значит, какое дело было у тебя на Москве?

– Упрекаешь?

– Нет.

– И правильно. Сначала дело сделал, а потом… Давай я после расскажу, что-то развезло меня.

– Ложись, отдыхай.

О том, как отнеслась к нему дочь князя Бургова, княжич узнал от своего отца. Тот приехал на подворье к сыну и сказал, что в гостях у него был князь Бургов, изъявил желание договориться о помолвке Василия и Анфисы. Княжич принял ту новость радостно.

Отпраздновали Рождество, приступили к работе у Воротынского. Составили отчет о своих деяниях против татар на границе. Передали боярину.

Москва в то время принимала станичных голов, размещая их в опричном дворе. Там же шло обсуждение.

В результате полуторамесячной работы царской комиссии, боярин и воевода Воротынский представил царю «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе». В него входили цели приговора, руководство по ведению разведки станицами, порядок обеспечения станичников и сторожей лучшими конями, наказы, что и как делать при обнаружении ворога или, напротив, ворогом. Расписание, в котором начало службы застав и сторожей определялось на 1 апреля и заканчивалось до выпадения первого снега. Назначалось жалованье из казны людей станиц и сторож, а также то, кому и где нести пограничную службу. И много еще другого, направленного на усиление охраны пока что южных рубежей государства.

«Боярский приговор» боярин Воротынский доставил в Александровскую слободу.

Тогда же с южных рубежей вернулась малая комиссия воевод князей Тюфякина, Ржевского и боярина Новосильцева. Приехал и Малюта Скуратов.

Обсуждать «приговор» стали царь, Воротынский, Тюфякин, Скуратов и глава Разряда дьяк Колбуков.

Иван Грозный внимательно вникал во все пункты данного документа. Обсуждение длилось несколько дней. Царь лично вносил изменения в предварительный текст «приговора», основываясь на данных, представленных князем Тюфякиным. В конце концов, он утвердил «приговор», тот законом вступил в силу.

Отпустив членов совещания на отдых, Иван Васильевич остался наедине со Скуратовым.

– «Приговор» утвержден, теперь самое сложное претворить его в жизнь, – собирая бумаги, произнес Малюта. – И тут треба установить надзор за всеми, кто причастен к его исполнению. Особо то касается наместников и воевод крупных крепостей.

– То, что сделано, на пользу, но мало того, – заметил Грозный.

– О чем ты, государь? – не понял Скуратов.

– Не удалось добиться главного, создать непрерывную засечную линию, обеспеченную нужным количеством людей ратных. Слишком много брешей в границах, дабы использовать их скрытно. Но на данный момент большего достичь нам не можно, у нас просто не хватает сил. Полки, привлекаемые к обороне Москвы, трогать нельзя, как и резервы. А то, что имеем на границе, недостаточно. Надо подумать, какие силы мы можем снять с запада, какие крепости отдать.

– Но, государь, если мы снимем гарнизоны и отдадим Сигизмунду даже малые крепости, то это будет представлено, как успех Речи Посполитой в войне с Россией! – воскликнул Скуратов. – И на что нам снимать гарнизоны с запада, коли Девлет-Гирей не мыслит наступать на Москву?

– И что, отдать на разграбление южные земли?

– Чем-то придется пожертвовать.

– Чем-то?! – повысил голос царь. – А ты не подумал, что под этим «чем-то» люди, населяющие эти южные земли? Но дело даже не в этом. Мы не оставим без помощи южные рубежи и выдвинем войска на юг, так чтобы и Девлету дать по морде, и Москву не оставить незащищенной. Вот только сомнения у меня, Малюта, а действительно ли цель крымского хана – разграбление земель у Козельска и ближних к нему земель? Не скрывается ли за этим планом другой? А именно поход на Москву?

– Извиняй, государь, но еще Михайло Бордак, будучи в Крыму и получая данные от крымского, приближенного к хану мурзы, сообщил о решениях диванов малого и большого идти на Козельск. Что тако же было подтверждено и послом нашим, окольничим Нагим.

Иван Васильевич поднялся из кресла, обошел стол, встал у стены печи, от которой исходило приятное тепло:

– Планы, планы, решения. Ты, Малюта, словно не ведаешь коварства крымчаков. У Девлет-Гирея всегда была цель захватить Москву, центральные земли Руси. Потому, как в них он и его орда могут взять большой ясырь, много добра. Земли на рубеже Козельска столько не принесут. И еще, никогда ранее Девлет не говорил открыто о том, куда намерен вести свою орду. То даже на малых диванах не обсуждалось, а решалось напрямую с представителем султана Великой Порты или с ним лично. А ныне мы только и слышим об этом. Пошто так? Пошто ныне Девлет открывает свою цель?