Андре ничего не отвечал. Он, казалось, боролся с болезнью. Наконец, слегка приподнявшись, он сказал своим сторожам умоляющим голосом:

— Прошу вас, дайте мне уснуть. Ладеш, я знаю вас давно. Во имя наших прежних отношений, прошу вас, — не мучайте меня. Я, кажется, вас ничем не беспокою. Я самый послушный пленник. Будьте со мной великодушны!

Два приятеля с удивлением переглянулись.

— Но, — сказал Ладеш, — мы не делаем вам ничего плохого. Наоборот, мы желаем вам добра. Вы печальны — и мы хотим вас развеселить. Вы больны — и мы советуем вам те лекарства, которые посоветовали бы лучшему другу.

— Которые я посоветовал бы родному отцу, — добавил Пьер.

— Господин аббат, мы когда-то делали вместе дела, мы всегда с вами дружили. Зачем бы мы стали вам приносить вред? За это нам ничего не платят. Нам поручено стеречь вас, и поэтому мы неумолимы, так как рисковали бы своей шкурой, выпустив вас. За исключением этого, мы ваши добрые друзья.

— Мы лучше, чем родные, — прибавил Деталь.

— Лучшим доказательством справедливости ваших слов будет исполнение моей просьбы.

— Если это возможно, то мы исполним ее. Говорите, аббат, мы вас слушаем.

— Я подвержен сильным головным болям, а против этого есть средство гораздо попроще вашего.

— Говорите; если это возможно, то я это сделаю.

— Не нужно ничего делать. Мне нужно только тишина и СОН.

— Это можно сделать. В этом виноват Пьер. У него ужасный голос, и я вас понимаю. Вот что мы сделаем. Мы закончили обедать и собираемся садиться играть в пикет. Мы перейдем в соседнюю комнату и будем играть в молчании, а вы в это время уснете.

— Вы сделаете мне большое одолжение. Поспав три-четыре часа, я буду совсем здоров.

Деталь открыл дверь, взял стол с посудой и бутылками и вынес его в соседнюю комнату, служившую им спальней.

— Мы оставляем вас. Не хотите ли выпить стаканчик нашего питья?

— Нет, благодарю вас, мне ничего не нужно.

— Напрасно. Вот вам стакан. Сейчас 10 часов. В три часа мы придем вас будить.

— Сделайте одолжение. Я попросил бы вас не шуметь. Если стучат стулом или открывают дверь, я просыпаюсь и не могу заснуть потом целый час.

— Решено. Слышишь, Пьер, не надо кричать во всю глотку. Кроме того, я запру вашу дверь и не отопру раньше, чем завтра в 4 часа.

— Благодарю вас, друзья мои, — говорил Андре, пожимая руки удивленным негодяям, которые сразу же вышли, унося огонь, и заперли дверь на ключ.

— Этот аббат совсем не гордый, — сказал Ладеш. — Он подал нам руку, он понял, с кем имеет дело. Вот что значит уметь быть на высоте положения.

— Да, он понял, что можно подняться высоко — и вдруг упасть низко.

— Ну, старина, садись сюда и начнем.

— Идет, — сказал Пьер, снимая все со стола, но оставляя стаканы и бутылки.

Затем он положил на стол новую колоду карт.

— На что будем играть? — спросил Ладеш. — Надо придумать что-нибудь поинтереснее.

— На деньги не будем играть — это отвратительно.

— Нет, не будем играть на деньги. Когда он их проигрывает, то у него портится настроение, и он начинает сердиться.

— А мне пришла в голову одна идея, — вдруг сказал великан, подумав немного.

Очевидно, эта идея ему очень нравилась, так как он улыбался во весь рот.

— Говори — это интересно, — произнес Ладеш, собираясь тасовать карты.

— Тот, кто выиграет, имеет право ударить проигравшего кулаком по носу.

— Ну, я на это не согласен. Лучше будем играть по двадцать су.

— Но это совсем будет неинтересно, — жалобно проговорил Деталь.

Тем не менее приятели начали играть.

Как только дверь за ними закрылась, Андре поспешно оделся и сразу же занялся подготовкой к бегству.

Мы уже сказали, что Андре был убежден, что сыновья Корнеля Лебрена не выдали его полиции потому, что приготовили для него более ужасное наказание, чем то, которым угрожал ему закон.

Но что это было за наказание?

Его воображение рисовало ему каждую ночь ужасные пытки, и очень часто он просыпался от кошмаров.

А ведь Андре не был трусом.

Его поведением руководила не боязнь смерти. Он хотел спастись от братьев, чтобы посвятить себя двум привязанностям, оставшимся чистыми среди грязи его ужасной натуры.

Андре был страшный преступник, и целью его было не просто убийство — он желал обладать своей жертвой. Он испытывал особенное удовольствие, превращая ночь любви в ночь смерти.

Несмотря на эту странность, одно чувство оставалось чистым в его душе — он любил свою жену и обожал ребенка.

Он хотел бежать, так как был уверен в молчании братьев, а главное, в том, что они не скажут своей сестре ужасной правды.

Преисполненный этой мысли, Андре говорил себе: "На те драгоценности и бумаги, которые у меня есть, я могу жить спокойно. Уехав отсюда, я извещу жену о моем новом местонахождении. Она приедет ко мне, мы отправимся за границу и будем там жить в безопасности. Я буду вдали от всех, знавших меня, а главное — вдали от всех этих воспоминаний. Братья, как и я, заинтересованы в молчании. Для меня опасна только Эжени Герваль, но она не знает, кто я, к тому же я буду от нее далеко. Главное — вырваться из их рук".

Итак, в эту ночь Андре решил бежать.

Он добился от своих сторожей, чтобы его оставили одного, и у него было около шести часов — вдвое больше, чем ему было нужно. Он уже несколько дней готовился к этой попытке, расспрашивая сторожей. Ладеш и Деталь, не имеющие на этот счет никаких указаний, отвечали на все вопросы, задаваемые так ловко, что не возбуждали у них подозрений.

Андре знал, что находится в уединенном доме в Монтреле. Этот дом принадлежал доктору, который помещал сюда самых опасных сумасшедших. От мира их отделяло множество решеток и замков, из-за чего этот дом принимали за какую-то тюрьму.

Он знал, что оба приятеля имели приказание никогда не спать в одно время, так как один должен был обязательно караулить. Выходить они могли очень редко. В это время за ними наблюдали, хотя они и не знали этого.

У привратника-эльзасца была громадная собака, которую Ладеш называл самым отвратительным существом на свете. Дело в том, что ни он, ни его спутник не могли пройти мимо собаки, пока хозяин не позволял ей пропустить их.

Напрасно Ладеш старался приручить ее, давая ей сахар и мясо — ничего не помогало. Только цепь, удерживавшая