– Не стреляйте, я свой! – крикнул поэт, но голос у него сорвался и вместо полноценного вопля вышел почти хрип. А тут еще и очередной залп грянул, совсем заглушил графа. – Господи, как это остановить?

Монстр достиг главной поляны неподалеку от парадного крыльца. Людей тут остались буквально единицы, прочие же, как успел заметить Тихон, торопились укрыться в доме – визжали страшно, топтали друг друга и падали, скатываясь по ступеням. Столпотворение виднелось отсюда через недолгую аллею с вязами.

А вот фейерверочная команда никуда не делась. Несколько солдат находилось возле круглого бассейна с колонною, на верхушке которой возвышался грозный Посейдон с трезубцем. Тут же крутилось на последнем издыхании огненное колесо, и от него летели бледные мелкие искры.

И хоть ядер и пушки у защитников не имелось, зато шутейных ракет было еще предостаточно. Один из сержантов, едва лишь монстры показались перед ним, отдал команду, и солдаты принялись дружно возжигать фитили, направив острия ракет прямо в графа Балиора. «Что ж, вот и погибель», – подумал тот и втянул голову в плечи, лишь бы не видеть свою смерть через щель. В этот миг он вспомнил рассказы отца, как тот на поле брани, под командою генерала Потемкина, ходил на турок. Бывало, и пушки вражеские вблизи своими глазами видел, как те чернели им в лицо жерлами, но выстрела мало кто не страшился, и все пережидали картечный шквал лежа – иначе бы ни один не выжил.

Через несколько мгновений на доспехи обрушился сгусток потешных огней. Хвала Господу, поэт успел прижать к голове ладони, притиснув их к черепу что было сил, а то бы уши его отказались служить хозяину. Внутренности монстра озарились ярчайшей вспышкой, но не прямо в зрачки графа Балиора, иначе бы он и зрения лишился. Лишь несколько искр, уже ослабших, влетели через прорезь, со зловещим шипением осели на аби и проделали в нем плавленые дырки. Вслед за тем и густая волна оглушительной вони, от которой дыхание поэта почти обмерло и слезы защипали в глазах, окутало панцирь.

Сам же он изрядно пошатнулся и стал заваливаться на спину, но сноровистый механик подле котла успел отставить ему правую ногу и прервать падение.

Тихон надсадно закашлялся и прижал ладонь ко рту, лишь бы не дышать фейерверочным смрадом. Вотще! Господи, открой же глаза всевидящие на Ад, что самую землю готов поглотить!

Надеяться на Бога, понятно, можно было с немалым основанием, но и самому плошать не стоило. Тихон ненадолго выглянул в прорезь и увидел, как доблестные ратники поспешно зажигают новые ракеты. Второй монстр зашагал вперед, явно с намерением положить такому сопротивлению предел. Очевидно, следующий выстрел придется именно в него, так что у Тихона есть небольшая передышка. И взбаламученный разум его наконец породил хоть какую-то идею – вполне возможно бредовую, однако другой не нашлось.

Пора было кончать с марионеточными прогулками по княжескому саду и обратить панцирь против своего создателя! Вот только выйдет ли? Тихон отстегнулся и запустил руку в сапог в поисках кинжала. Тот, хоть и помялся слегка во время висения поэта под потолком склада, остроту не утратил. Внутренне сжавшись, граф Балиор схватился за каучуковую кишку, что водила левой ногой монстра, и резким движением тесака перерезал ее у самого основания.

Из трубки тугой струей ударил раскаленный пар, и поэт моментально прижал отверстое жерло к щели между железной ногою и бочкой, что образовалась после попадания в тулово ракеты. Но внутренность его темницы все равно наполнилась непроглядным туманом, жарким и вонючим. По счастью, ветер кое-как развеял его, так что в прорезь шлема все же было видно, что творится вокруг.

Разглядывать, впрочем, было особенно нечего. Второго монстра «подстрелили» с таким же малым успехом, как и Тихона, даже еще меньшим, ибо панцирь татя был совершенно цел. Кошевник в панцире неотвратимо надвигался на незадачливых ратников, да так зловеще, что те не вытерпели и побросали все, что заготовили для третьего выстрела.

– Черти! – завопил самый слабонервный солдат. – Марсианцы!

Да и унтер-офицер был недалек от него в решимости бороться с механическими татями. Крик солдата стал последней каплей – весь хилый расчет с истошными криками бросился прочь, растоптав целый щит с так и не использованными селитровыми свечками.

Между тем поэт, не теряя драгоценных мгновений свободы, вышагивал к близкому котлу. Грохот разрывов и крики помешали механику, что сидел за его рычагами и заодно подкидывал в топку уголь, вовремя заметить угрозу. Слишком уж он увлечен был руководством второго монстра, и это стало его роковой ошибкой.

Когда пушкари с позором бежали, он отвлекся на Тихона, однако слишком поздно – тот уже стоял в нескольких шагах от котла. Глаза кошевника округлились, когда он увидел почти рядом с собою железную фигуру графа Балиора. Пальцы мужика метнулись на вторую группу рычагов, и он успел-таки задержать правую ногу на самом излете шага. Но левая-то двигалась только собственным усилием Тихона! В последний миг, словно это что-то могло изменить, кошевник выхватил из-за пазухи пистоль, но больше ничего совершить в своей поганой жизни не успел.

Поэт сделал последний шаг и «хлопнул» рукой по боку котла, будто стоял в театре и желал приободрить симпатичную актрису. Кончик щупальца при этом пролетел почти сквозь шею татя не хуже топора, а затем с лязгом проехал по топке. Любая актриса от такого звука хлопнулась бы в обморок… Голова механика медленно, словно нехотя отклонилась назад, потом рывком обвисла на позвоночнике и остатках кожи. Из распоротого горла ударила неожиданно густая струя крови.

Тут левая рука Тихона съехала в сторону, трубка отошла от щели – панцирь вновь наполнился паром, который ошпарил открытые части тела поэта. Он взвыл от ярости и боли, и от крови, и от жестокого упоения мыслью, что хоть чем-то сумел досадить Дидимову, пока не погиб. Сейчас ему было уже все равно, что с ним случится, осталась одна только лютая ненависть к изменнику и его прихвостням.

Например, к тому, что засел во втором монстре. Кошевник недолго пребывал в ступоре и уже размашисто шагал к Тихону. В подмоге со стороны топки он, как видно, не нуждался, ибо механик доверял ему двигаться самостоятельно.

– Ну, подходи поближе! – заревел граф Балиор и также зашагал навстречу врагу.

Теперь и он мог идти, хоть и без прежней мощи – пар-то наполовину расходовался впустую. Тихон сунул левую руку с каучуковой кишкой в щупальце и с восторгом увидал, что раскаленный пар теперь свободно вырывается наружу! Самый кончик железной лапы когда-то успел отвалиться, и теперь она превратилась в по-настоящему страшное оружие. Поэт тут же вытянул трубку еще больше сквозь отверстие в боку бочки, чтобы трубка вдруг не выскользнула вон.

Он с диавольским хохотом закрутил руками перед самым носом второго монстра, отчего пар со свистом вихрями закрутился вокруг татя и окутал его мутным облаком. Кошевник, впрочем, оказался не лыком шит. Специально учился, видать, расхаживать в железном облачении. Бился он куда как ловчее несчастного Фаддея. Сплел свои верткие щупальца в толстый жгут и единым движением устранил Тихонову угрозу, отмел с пути и решительно шагнул к нему. Так и наступал, весьма умело отбивая неудачные нападки поэта! Тот же медленно пятился в растерянности.