Шахматы — это просто. Не гадать, как перекинуться хоть парой слов с Аллиель Кан, или поймать ее взгляд, или… что он вообще тут делает?..

Граф не сказал ему, что делать. Может, и не скажет? Во всяком случае, если он увидит возможность убрать из жизни Аллиель барона Лажана, он не станет ждать распоряжений Графа.

Он, именно он, а не барон-дурак, должен получить Аллиель. Хотя бы потому, что он любит Аллиель, а барон… не смешите. Этот барон-солдафон хоть знает, что это такое — любить?

Зато он барон, и у него есть замок!

Аллиель… милая, смешная, веселая, смелая, гордая… такая красивая. И умная, кстати. Ей не может нравиться барон Лажан. Это выбор королевы. Аллиель почему-то просто не приходит в голову, что от нее самой тоже что-то зависит в ее собственной жизни.

Шахматы всегда Эдина успокаивали, возвращали душевное равновесие. Там простые и четкие правила, которым надо следовать. Там тысячи и тысячи затейливых комбинаций — но на основе простых и четких правил. И не надо беспокоиться, к примеру, рассердится ли королева Астинна. Костяная фигурка Астинны в шахматном наборе Графа не умела сердиться, она лишь подчинялась им с Графом. Безропотно. Про короля Герейна и говорить нечего: тот только прыгал по доске, уворачиваясь от шахов и матов. Какой еще толк от короля?..

Как убедить Аллиель Кан отказаться от барона и сбежать в Гринзаль?

Или нет. Как сделать так, чтобы король отдал Аллиель ему? Иначе зачем он — шут?..

— Эй, шут! Принеси доску!

Неподалеку под навесом, украшенном цветами, за легким длинным столом сидели степенные вельможи, и, между прочим, играли в шахматы. Играли двое с золотыми бляхами министров на шелковых лентах, еще несколько наблюдали. И королева Кандина тоже была там, то ли следила за игрой, то ли беседовала с толстым мужчиной в простом черном кафтане поверх такого же камзола. Именно он и потребовал принести доску.

— Расставь фигуры, шут!

Эдин вытащил из ящичка столько фигур, сколько поместилось в ладонь, и принялся расставлять их в ряд на доске, как попало.

— Убирайся, — поморщился вельможа, и сам переставил фигуры. — Извольте партию, ваше величество? — он говорил с акцентом, и был, как будто, не кандрийцем.

— Да, герцог, — согласилась королева. — Мои светлые.

Ого, герцог! А одет в очень простой костюм, безо всяких галунов и прочих украшательств. Правда, на руках по драгоценному перстню — на безымянном пальце правой руки и на мизинце левой.

Герцог снял перстень с мизинца, с крупным сапфиром, окаймленным двумя рядами мелких искрящихся бриллиантов, и положил возле доски, королева добавила туда же браслет со своей руки.

Эдин не ушел, он присел на валявшийся тут же низенький табурет для ног и стал наблюдать за игрой — доска оказалась чуть ниже уровня его глаз, не слишком удобно, но сойдет. Сидеть на стуле, или даже просто стоять у стола, как некоторые тут, ему не по чину, он ведь шут. Но он и не слуга, которому вовсе нельзя тут маячить. Быть шутом — свои преимущества.

Королева умела играть, и, как казалось, не хуже герцога. Но оба они, на взгляд Эдина, делали не самые выигрышные ходы и без нужды теряли фигуры.

— Шут! — герцог швырнул в Эдина «битую» пешку королевы, тот поймал, сжал в кулаке, потом раскрыл ладонь — пешка исчезла. Герцог усмехнулся и стал по очереди швырять Эдину «битые» фигуры, и темные и светлые, фигуры исправно исчезали. Министрам за соседней доской тоже захотелось развлечься, и они тоже принялись бросать Эдину фигуры, которые, понятное дело, пропадали бесследно, оказываясь у Эдина под камзолом. Королева не отвлекалась на пустяки, она не сводила глаз с доски — ситуация вдруг начала складываться не в ее пользу. Еще немного, и она проиграет.

Задумавшись, как можно было бы исправить положение, Эдин проморгал очередную пешку, которую швырнул министр, тот засмеялся и довольно потер руки.

Герцог передвинул ладью на поле, Эдин удивленно вздохнул — это был самый дурацкий ход за всю игру. Он посмотрел на королеву, и вздрогнул от неожиданности…

Она тоже разглядывала Эдина, с интересом и легкой насмешкой, хотя, может, ему это почудилось?

Несколькими следующими ходами герцог свел на нет все свое преимущество и закономерно получил шах, а потом мат. С легким поклоном он взял свой перстень и протянул королеве:

— Ваш выигрыш, ваше величество.

Эдин готов был поклясться, что герцог проиграл нарочно.

— Шут! — теперь герцог бросил золотой соллен, который, конечно, тоже исчез в кулаке Эдина, а тот благодарно поклонился.

И тут же остальные вельможи, спохватившись, принялись швырять Эдину соллены, которые тот, конечно, ловил. Все правильно: от денег, которые публика бросает артистам на круг, тоже никто и никогда еще не отказывался. Эти деньги шли в общий котел, хозяйской доли в котором традиционно не было. Поэтому дядюшка Бик не слишком любил, когда летели деньги на круг во время представлений…

Королева надела на палец перстень, а браслет вернула на место, на запястье. И почему-то Эдину захотелось уползти под стол от ее внимательного взгляда.

Королевская семья и принцесса-невеста с матерью наконец ушли, и лужайка стала быстро пустеть. Эдин решил заглянуть в швейную к госпоже Дине — решил, что его камзолу не помешает еще пара потайных карманов, — и по дороге нос к носу столкнулся с Раем Диндари, на площадке у лестницы.

— Эй, шут! Привет!

— Лорд Рай, рад встрече.

Когда-то это должно было случиться, так почему не сейчас, на пустой лестнице в не самой людной части замка?

— Оно и видно, что ты рад, — ершился Рай. — И что бы это значило, а? Ты умом тронулся, демоны тебя побери? Из-за моей кузины Аллиель?

— Вот что, лорд Рай, я циркач, и мои родители были циркачами. И то, что я придворный шут — радость и большая удача.

— Демоны тебя побери! Ты закончил морскую школу! Что за шутки?

— Имел право. В той школе нельзя учиться дворянам, вроде вас, милорд, а я — не дворянин.

— Да перестань же! Что за чушь все это? Действительно — из-за Аллиель?..

— А этого, по-твоему, не достаточно?

— Достаточно?! Ты смеешься? Погоди. Я ведь тебя знаю. Ты не шут!

— Я циркач.

— Ты подписал штурманский договор на боевой шерк! Ты так любишь Аллиель?

— Я шут короля. И люблю Аллиель. И имею на это право, раз я шут — так пожелал король.

— Любить ладно, но стать шутом? Ты просто дурак! Ты… даже слов нет!

— Ага. Всего хорошего, лорд Рай.

Содержательно поговорили.

— Одна просьба, лорд Рай, — добавил Эдин. — Пожалуйста. Не выдавайте меня никому здесь. Это вам не сложно, а мне важно. Во имя… всего. Всего, что было.