Эдин подумал, что барон не может стать шутом никак не в силу происхождения. Придворный шут дураком быть не может. Именно быть, а не казаться. Вот Гарт-Кука, умный и внимательный человек, а выглядит полубезумным — такая роль, по словам его друга Димерезиуса…

Так или иначе, Эдин, сидящий в засаде, уже вообразил, что из этой острой ситуации можно попробовать извлечь пользу.

Аллиель тем временем побледнела еще больше, барон пошел пятнами, принц улыбался, развлекаясь, а принцесса низко поклонилась королю и сказала:

— Простите меня, ваше величество, я совершила оплошность из-за своей неопытности. Просто я слышала, что данные вами обещания должны быть исполнены в точности, и я позволила себе развлекаться мыслью, что скоро в Кандрии состоится такая интересная свадьба. Простите. Я многого не понимаю…

Королева смотрела на свою кузину так, словно хотела вцепиться в ее пышные черные кудри.

— Вы были совершенно правы, — Эрдад склонился к уху Ильяры, сжав ее тонкую нежную руку, — да, отец?

И тут Эдин решил вмешаться, сейчас или никогда. А вдруг?!

Пара секунд ему понадобилась, чтобы оказаться перед королевской четой и склониться в низком поклоне.

— Ваши величества, я, шут, нижайше прошу у вас руки леди Аллиель Кан!

Это возымело вовсе не тот эффект, на который рассчитывал Эдин. Это разрядило ситуацию!

Королева вдруг расхохоталась, король и принц ее поддержали, Ильяра — та просто заулыбалась.

— Спасибо, шут! — сказала Астинна сквозь смех. — Мы рады видеть твою верность королю. Мы подумаем. Точнее, если наш дорогой барон передумает, мы вспомним о твоем предложении. Пока же барон имеет все основания жениться на леди Аллиель Кан, и это не противоречит обещанию короля. Да, королем шутов на празднике может быть лишь член гильдии. Но нет правила, запрещающего не члену гильдии служить при короле кем угодно и выполнять возложенные королем обязанности.

— Так барон все-таки шут? — принц лукаво улыбнулся, — да или нет?

— Он выполняет обязанности, угодные королю, как и любой его верный подданный, а как это назвать — дело короля, а не ваше, мой принц! — заявила Астинна звенящим голосом, и никто не стал ей возражать.

Кука сильно дернул Эдина за полу камзола, заставив отступить, и шепнул ему на ухо:

— Все правильно сделал, молодец. А то я уже сам собрался вмешаться.

Эдин дрожал, сердце его колотилось как бешеное.

— Что, всерьез хотел заполучить девушку? — усмехнулся Кука. — Вот смешной. Ты — шут.

На бледных щеках Аллиель теперь лежали два ярко-розовых пятна. Она положила руку на затянутое шелковым рукавом предплечье барона и что-то сказала ему, на Эдина же и не взглянула.

— Пойдем, горе мое, — Кука отвел его в сторону.

И тут они услышали негромкий смех, и дорогу им преградила фигура в черном.

Кука низко поклонился.

— Ваше величество.

Эдин тоже поклонился, хоть и чуть запоздало. Королева Кандина смотрела весело.

— Что, шут, хочешь жениться на дочери графа Вердена?

— Как можно, ваше величество! — скривился Эдин.

Когда-то давно, в Развалинах, Граф его предупреждал: что бы он ни сказал, они будут смеяться. Не надо быть смешным, достаточно быть шутом.

И что же делать?!

Он раздал оставшиеся бутоны фрейлинам и раздобыл у садовника еще корзину цветов, которые просто раздавал всем дамам, и молодым и не очень, якобы извлекая из причесок, из рукавов, даже из туфелек. Голова его кружилась и мыслей не было — как у пьяного, хоть до сих пор он не выпил ни капли. А когда велел подавальщику налить себе чашу светлого и осушил до дна под смех двух молодых лордов, ничего не изменилось.

Он шут. Что бы ни сделал, все будут смеяться.

В конце концов ему досталось от Куки.

— Эй, хватит, — свирепо прошипел старый шут. — И на принцессу, и на фрейлин ты смотришь загадочно, даришь цветы и ловишь томные вздохи. Если этот курятник из-за тебя передерется, что делать будем?

Вот это да. Неожиданно.

— И чем я виноват? — усмехнулся Эдин.

— Сам решай, чем. Ты шут. Над тобой должны смеяться, и только. Или удивляться, раз уж ты еще и фокусник. Ты не должен нравиться, демон тебе на шею! Теперь я сам буду раскрашивать твою физиономию.

— Подумать страшно, что ты на мне нарисуешь.

— Заткнись уже, фехтовальщик.

Немного погодя принц Эрдад сильно толкнул его в плечо.

— Убирайся отсюда, шут.

Эдин не сразу понял, что это принц, и уже развернулся дать сдачи — без раздумий, отчего-то очень захотелось. Но рядом истошно завопил Кука, принц подскочил от неожиданности, и Эдин вместе с ним. Кука подпрыгивал по-лягушачьи, вопил и бормотал что-то бессвязное, а придворные рядом покатывались от хохота.

— Иди вон туда, посиди в тенечке, — велел ему Кука немного погодя. — Ты пьян, демоны тебя забери?

Нет. Эдин не был пьян.

— Эй, шут! Иди сюда! — принцесса Ильяра в окружении фрейлин махала ему рукой.

Эдин картинно, по-шутовски поклонился и исчез в другом направлении.

Его тошнило от принцессы Ильяры.

Он сел прямо на траву и принялся жонглировать цветными шариками, которые незаметно стащил у Куки. Будет знать, как ругаться.

— Король обещал охоту на огромного медведя, — говорил, развалясь на стуле, придворный в черном с серебром камзоле. — Говорят, медведя нашли? Это нельзя пропустить.

— Да, король желает охотиться на огромного медведя! — добавил его собеседник. — Здесь ведь сольвеннский герцог Арда, он большой знаток медвежьей охоты, а на Сольвеннских островах живут самые огромные медведи.

— Сольвенна! Что у них есть хорошего, кроме медведей?

— Флот, например.

— Да уж. В дурной час Сай Крансарт принял решение сжечь флот Кандрии… в обмен на жизнь двух желторотиков. А ведь у него исправно рождались наследники, только признанных бастардов был десяток. Не то что… Вот с тех пор все хуже и хуже.

— Тише, мой друг…

Придворный в черном то и дело прикладывался к чаше с вином, и поэтому был неосторожно разговорчив. Эдин все прекрасно понял. Речь шла об одной из худших страниц истории Кандрии, и славного короля Сая в частности. Когда оба его сына попали в плен, Сай выторговал им жизнь, пообещав собственноручно сжечь кандрийский флот, и не обзаводиться новым. Пятьдесят больших боевых кораблей, как говорят хроники, сгорели прямо на рейде Галлета, и Кандрия, прибрежная страна, потеряла свою морскую славу, а ведь кандрийцы были воинами и мореходами задолго до короля Сая.

Всегда находились те, кто упрекал короля в малодушии. Эдин… Он — нет, не упрекал. Сохранить корабли ценой жизни своих детей, а потом еще смотреть в глаза любимой женщины, их матери? Самому, должно быть, умереть легче. Да и чего рассуждать о том, что было так давно? Король Сай остался героем, самым славным из Крансартов, а вот почему его потомки не отстроили как следует боевой флот? Потому что обросшая неприступными прибрежными крепостями Кандрия не очень в нем нуждалась?