– Тихо!

– Вы свободны. – Сказала женщина. – Забирайте машины, и езжайте обратно, к Хоксу. Там безопаснее.

– Всем слышно? – Спросил Арго. – Дождитесь рассвета, разберитесь по машинам, и дуйте домой! На дороге никого.

Толпа снова загалдела, на этот раз тише. Кто-то опять заплакал, одного из охранников, стоявших у костра, ударили, уронив на землю, и тот закричал. Дэвид двинулся к головной машине, обходя группки бывших рабов, обыскивающих трупы, и вытаскивающих из машин мешки с припасами.

– Это все? – Женщина у машины говорила тихо, но Дэвид услышал ее несмотря на окружающий шум.

– Что я еще могу? – Ответил Арго вопросом на вопрос.

– Тогда едем. До рассвета три часа. – Она спрыгнула с капота, игнорируя людей, окруживших машину, и протянутые к ней руки. Кто-то кричал прямо на ухо Дэвиду, умоляя не бросать его в пустыне. Левую икру сжала судорога, словно клещами, и ему пришлось опереться на плечо человека впереди, чтобы протолкнуться дальше.

– С дороги! – Громко сказала она, но Дэвид не отступил:

– Ответь мне… только на один вопрос!

– Кто это? – Теперь и Арго возвышался над ним. – Ого. Как это тебя…

– Ты убила моего отца?!

Гомон вокруг усилился, но он не замечал его, вглядываясь в черные глаза над повязкой.

Злость и… растерянность?

– Не она. – Неожиданно ответил Арго. – Барон. Я был там.

– За что?

– Твой отец вел переговоры с рейдерами. – В ее голосе не было уверенности.

– Это ложь.

– Барон так сказал.

– И он тоже мертв?

– Да.

– Ты не лжешь мне?

– Незачем. – Арго аккуратно отстранил его в сторону, пропуская женщину вперед. – Не смогу взять тебя в Атланту – прости, парень.

– Но почему? Вы же знаете, я могу заплатить!

Женщина повернулась, и схватила его за горло так быстро, что ткань ее плаща издала четко различимый хлопок. Ее пальцы, тонкие и твердые, словно гвозди, обхватили кадык Дэвида, заставив его приподняться на носках.

– Ты не стоишь и ногтя человека, которого убил! – Он едва расслышал ее слова сквозь собственный хрип. – Встреть я тебя иначе – прикончила бы на месте. Но ты жалок…

Она оттолкнула его, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он оступился – и это спасло ему жизнь. Выстрел из ружья прорезал белый свет фар снопом желтого пламени, плеснувшего над Дэвидом. По его волосам, точно погладив жаркой материнской ладонью, из-за плеча женщины, каким-то образом успевшей пригнуться – и имя которой он вспомнил только сейчас.

Ее звали Ребеккой. И стреляли не в него, а в нее – в затылок, в упор.

Она повернулась, оказавшись ниже, под дулом ружья, и сделала что-то – похоже, вывернула стрелявшему пальцы, а затем ударила. Снова хлопнул плащ, и человек, невидимый Дэвиду, оказался на земле, а она наступила ему на грудь, держа ружье:

– Я знаю тебя, старик?

– Ты убила моего сына. – Отозвался слабый голос. – Не помнишь? А я узнал тебя, по глазам. Пришла ко мне во двор, и убила. Джек его звали.

– Помню. – Она отшвырнула ружье, чуть не задев кого-то в толпе. – Еще желающие отомстить есть?! Кого я еще убила?! Есть?!

– Спокойно. – Сказал Арго, и положил руку ей на плечо. – Мы закончили.

– Что-то закончили, а что-то – начали. – Ответила она, и ее слова разлетелись далеко над притихшей толпой. – Возвращайтесь в свои дома, вы все, даже ты… и ты! Ищите то, что потеряли. А мы поедем.

– И побыстрее. – Согласился Арго, забрасывая меч на плечо. – У меня хреновое предчувствие.

I.

В этом месте движение было материей.

Перемещение образовывало формы, которые, в свою очередь, складывались в сложные конструкции, проникающие друг в друга, сталкивающиеся, несущиеся навстречу с невозможной скоростью. Горизонта не было, равно как других точек опоры, позволяющих судить о наличии верха или низа – только бесконечное столкновение, смешение, интеграция, вызывающее сравнение с поездами далекого прошлого, в виде картинок всплывающих в памяти Мириам. Тысячи поездов, без труда пронизывающих друг друга, смешивающихся, распадающихся и возникающих из ничего.

– «Я – движение данных.»

Не было равнины, синих молний, или тела, на которое можно взглянуть – только ощущение мимолетного взгляда, внимания, рассеянного в пространстве. Заставляющее Мириам задуматься: если нет тела, которое может чувствовать, то что же она теперь? Только чувства, застрявшие в этих бесконечных потоках без названия? А если чувства, то какие? Зрение? Обоняние… или данные не пахнут? Чувство щекотки может быть? Последняя мысль показалась ей смешной, и она улыбнулась – или сделала что-то похожее, заставив исказиться окружающее движение, будто линза, ставшая на пути солнечного луча.

Улыбка мешает данным? А если нахмуриться? Или скорчить гримасу, как Суонк?

Мириам рассмеялась. Каким бы странным не было это место, оно вызывало ощущение легкости, а не страха. Словно она уже была здесь когда-то, много раз, и просто забыла. Смех разлетелся синими стрелами, сливаясь с проносящимися сквозь нее громадами, оставаясь в их прозрачных глубинах длинными бликами, не имеющими начала, или конца – струнами, пронизывающими все вокруг.

– «Что ты делаешь?»

Вопрос пришел отовсюду – еще один фрагмент движения, получивший форму.

– «Смеюсь.» – Ответила Мириам.

– «Зачем?»

– «Чтобы понять, где я начинаюсь, и где заканчиваюсь.»

– «Для этого люди смеются?»

– «Я не придумала ничего лучше.»

Ее собеседник замолчал, переваривая услышанное, и Мириам решила взять инициативу в свои руки:

– «А ты Иштар?»

– «Меня так называют.»

– «И это все ты вокруг?»

– «Ты во мне.»

– «А, ну это то же самое. А как я здесь оказалась?»

– «Ты пришла.»

– «Сама?»

– «Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь.»

– «А я хотела?»

– «Очевидно.»

– «Что-то я не помню.» – Мириам задумалась. – «А почему ты больше не похожа на дерево?»

– «Этот способ представления ближе к действительности.»

– «Но он не такой понятный.»

– «Вернуть прежний?»

– «Нет, я уже привыкла. А ты не знаешь, почему я сюда пришла?»

– «Возможно, ты хотела задать мне вопрос.»

Конструкции, проносящиеся сквозь Мириам, ускорились, реагируя на ее напряжение, попытку вспомнить хоть что-нибудь: