когда мы были в Париже, он отрезал четверть своего торта, поднял его и бросил на голову Мишель.

У меня отвисла челюсть:

– О боже мой! Но зачем?

– Скорее всего, потому что в прошлом году Мишель постаралась сократить его больничный после операции на целую четверть, – объяснил Джейсон. – Она ходила к его врачам и, хотя они рекомендовали ему еще месяц не выходить на работу, настаивала, чтобы Гэри вернулся через три месяца, в противном случае она собиралась поместить в его личное дело письмо, которое, как она уверяла, повлияет на его шансы получить повышение в компании.

– Она исчадие ада! – выпалила я.

– Да, но теперь, когда все это выяснилось, Эйдан уволил ее, – сказал Джейсон.

– Что? Я думала, она неприкасаемая.

– Очевидно, это стало последней каплей. Эйдан ворвался в кабинет вице-президента, с которым она дружит, и побеседовал с ним. Никто не слышал, о чем они говорили, но, как только Мишель избавилась от торта на своей голове (по большей части), ей велели собрать вещи, а затем вывели ее из здания.

– Это новость высшей категории, класса А, сочная сплетня, – сказала я. – Не могу поверить, что Джулия не рассказала мне об этом, когда я была вчера в сети.

– Я просил ее не делать этого, поскольку знал, что увижу тебя. Вот и все, – проговорил Джейсон.

– Ох… – мне вдруг стало неловко.

Я не знала, что сказать, поэтому допила свой кофе и притворилась, что наблюдаю за приходящими и уходящими с виноградника туристами, хотя, несмотря на это, все мое внимание было обращено к человеку, сидевшему напротив меня. Я была так настроена на него, что мне казалось, будто я могу услышать его сердцебиение в комнате, полной тикающих часов.

Интересно, чувствовал ли он то же самое? Я взглянула на Джейсона и увидела, что он смотрит на меня, но когда наши взгляды встретились, он отвел глаза, и я поняла, что ему тоже неловко. Мы были коллегами, друзьями, и у нас был короткий флирт. Все было беспорядочно и непонятно, но я знала, что, если мне удастся сохранить границы, мы сможем во всем разобраться. А после того, как Северин подпишет бумаги, мы разойдемся в разные стороны. У нас все получится.

Если бы я могла вернуться в ту ночь в Париже… Нет, независимо от того, как обстоят дела сейчас, я не хотела расставаться с этим воспоминанием – о поцелуе на вершине Эйфелевой башни. Когда я состарюсь и буду сидеть в кресле-качалке, я буду вспоминать тот вечер в его объятиях, напевать La vie en rose и улыбаться.

Мы допили кофе, и я встала, собирая тарелки, чтобы отнести их на кухню. Джейсон прихватил кофейник и поднос с остатками еды. Я убрала еду, а все остальное оставила как есть. У Марчеллино была экономка, которая недвусмысленно дала понять, что уборка – это ее работа и я не должна этим заниматься. Нужно признать, что это была та неожиданная привилегия жизни в замке, к которой я действительно могла бы привыкнуть.

– Пойдем, я покажу тебе винодельню, то место, где виноград превращается в вино, – сказала я.

Мы вместе спустились по винтовой лестнице и прошли в дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Я провела Джейсона через боковую дверь, и затем мы пошли по грунтовой дороге, которая вела в самое сердце виноградника, где виноградные лозы только начинали распускаться. Толстые лозы винограда поднимались из плодородной земли, словно устремляясь к солнцу, воздуху и дождю. Джейсон остановился у одного из растений. Он изучил листья, а затем посмотрел вдаль, на холмистые возвышенности, где виноград рядами простирался до самого горизонта.

– Сколько же тут винограда!

Я улыбнулась:

– Чтобы получить название кьянти, вино должно состоять по меньшей мере на восемьдесят процентов из винограда сорта «санджовезе».

– «Санджовезе»? – спросил он. – Это тебе не каберне-совиньон и шардоне из долины Напа[85], не так ли?

– Нет. Название происходит от латинского sanguis Jovi, что означает «кровь Юпитера».

Джейсон посмотрел на меня:

– Черт возьми, Мартин, а ты много знаешь о вине.

– В тот год, проведенный за границей, я вела здесь экскурсии несколько месяцев. Я многому научилась.

– Достаточно, чтобы посвятить этому всю свою жизнь?

Я пожала плечами:

– Возможно.

Когда я взглянула на его лицо, оно ничего не выражало. Если Джейсон надеялся на какие-либо отношения в будущем, я не хотела причинять ему боль – честно, не хотела. Я провела большую часть прошедшей ночи, ворочаясь с боку на бок, думая о том, как бы я построила свою жизнь в Италии, если представится такая возможность, и, честно говоря, я почти видела ее. Картинка в голове была зернистой и нечеткой, как старая кинопленка, но, может быть, после стольких лет именно здесь я и должна была оказаться – рядом с Марчеллино.

По правде говоря, он был добрым, веселым, умным и сексуальным, и, когда я была с ним, я чувствовала проблески прежней юной Челси, Челси, которую еще не успела изменить смерть матери, и мне это нравилось. Она очень мне нравилась, и я еще не была готова отказаться от нее.

Яркое солнце грело и даже припекало, поэтому мы с Джейсоном укрылись в оливковой роще. Мы шли вдоль центральной линии деревьев и, не считая птиц, были здесь совершенно одни. Джейсон остановился, чтобы окинуть взглядом возвышающиеся над нами ветви, а затем плюхнулся на траву с энтузиазмом золотистого ретривера.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Наслаждаюсь днем, – ответил он. – Когда ты в последний раз сидела в тосканском оливковом саду в будний, рабочий день?

– Вот так, как сейчас, – никогда.

– Вот именно, – сказал он. – Присаживайся, Мартин. Сними груз со своих плеч хотя бы на минутку.

Я тяжело вздохнула и опустилась на траву, зная, что Найтли не сдвинется с места, пока сам не захочет. Легкий ветерок шелестел листьями деревьев, а трава под моими пальцами была прохладной. Должна признать, что было приятно остановиться на минуту, чтобы просто впитать все это.

Джейсон повернул голову и изучал меня, пока я не почувствовала, что должна прервать молчание: «Что?»

Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут запищал телефон. Это был резкий лязгающий звон посреди этого тосканского рая. Найтли вздохнул и полез в карман, чтобы вытащить телефон. На обоях его дисплея был логотип Red Sox[86] – неудивительно! – но, как только он набрал свой код безопасности, на экране появилась новая фотография – мальчик и девочка. Я действительно не пыталась увидеть его пароль, клянусь, но он мог бы выбрать что-то посложнее, чем