Я вполне понимаю вас, господин президент. Мы действуемвполне в рамках христианской морали. На нас нет греха. Большой грех, когдаготовятся убивать людей только за то, что те не принадлежат к высшей расеевреев, и нет греха в том, чтобы уничтожить таких тиранов. Мои генералы,господин президент, выполнят любой приказ. Честно говоря, этот приказ они,уверяю вас, исполнят с особенным удовольствием!

Они пожали друг другу руки, Файтер неожиданно поднялся,Гартвиг тут же вскочил, и Файтер обнял Гартвига. Оба чувствовали страшноеодиночество, как будто только двое против всего человечества, но тут же взялисебя в руки, Файтер надел на лицо рассеянную улыбку государственного деятеля,отворил дверь, что подчиняется только ему, Гартвиг вышел и сразу направился кгенералам.

Файтер неспешно пошел к своему командному месту. Он в самомделе чувствовал себя так, словно не половину горы переложил на Гартвига, а всюсбросил с плеч. Теперь слово за военными. Он свое – сделал. Остается толькоследить, чтобы до начала операции никто не связался с внешним миром.

Госсекретарь переключает с экрана на экран, и везде гуляющиепо мокрым от поливания водой тротуарам туристы, везде они же, вперемешку сместной молодежью, сидят в кафе, тусуются на дискотеках, обнимаются наавтобусных остановках.

– Если будут удары по ядерным объектам, – сказалон с горечью, но в голосе сквозила надежда, что его опровергнут, – кто-тоиз этих беспечных людей может погибнуть! Они шляются везде! И в какие толькодыры не лезут…

Файтер помедлил, краем глаза следил, как Гартвиг на дальнемконце зала собрал вокруг себя военных и объясняет, что именно изменилось воперации «Эллинизация», сказал суховато:

– Что делать… Мы не могли их предупредить. Израиль бынасторожился, это привело бы к куда большим жертвам.

Олмиц прислушивался к разговору, добавил деловито:

– Если будет бомбардировка, то… это запланированныепотери. Я уверен, с нашей безупречной техникой жертв будет даже меньше, чемпланируем.

– Но будут? – спросил госсекретарь.

Олмиц снова развел руками:

– Умные бомбы нацелены на военные бункеры. И ПВО. Есликакой-то турист туда забредет…

– Сам виноват, – ответил госсекретарь горько. –Но на самом деле это мы отвечаем за каждую жизнь американца.

– Вот-вот, – поймал на слове Файтер. –Американца!

Госсекретарь ответил тихо:

– Теперь весь мир – американцы.

Файтер смолчал, здесь госсекретарь его подловил, подловил.Если Америка взяла весь мир под контроль, то она и отвечает за него, как засобственную страну и как за собственный народ.

Олмиц посмотрел на президента, хмыкнул, с укоризной покачалголовой.

– Туристы – это такой своенравный скот, – сказалон, – что всегда стремится отбиться от стада. А многие вообще берутиндивидуальные туры, чтобы ни от каких маршрутов не зависеть! Эти уж точнобудут топтаться рядом с ядерными объектами и снимать какую-нибудь древнююхрень.

Госсекретарь вздохнул.

– Наверное, старею, – сказал он задумчиво. –Но всегда по душе другой сценарий. Когда война проходит… как бы вернувшись вСредневековье. Это там войска сражаются, а крестьяне на соседнем поле спокойнособирают урожай, иногда посматривают на сражающихся. Мол, кого будем кормить:короля Джона или короля Джека? И никаких потерь среди гражданских…

Олмиц засмеялся.

– Почему Средневековье? И сейчас так делается. Войнаидет, военные действия в разгаре, а гражданские самолеты летают, магазиныоткрыты, на базарах торговля…

Файтер заметил, что все поглядывают в его сторону. Перед нимноутбук, куда стекаются все последние данные о реакции Израиля набеспрецедентное давление. Все ждут, какое же решение он примет… Не понимают,даже госсекретарь не понимает, хоть и мудрейший политик, что решение давнопринято. И пусть в Израиле думают, что вся грандиозная операция – лишьустрашение и давление на свободолюбивый народ Израиля. И пусть его ближайшееокружение думает, что самое большее, на что решится США, – это две-трибомбы сверхточного наведения и захват ядерных объектов Израиля.

Скоро так думать перестанут, мелькнула мысль. Скоро вИзраиле вообще думать перестанут. И действовать. И кончится этоттрехтысячелетний кошмар еврейского вопроса.

Сам он то и дело поглядывал на большое табло, что отсчитываетуже не часы, а последние минуты перед началом операции, что на самом деленеприкрытое нападение одной страны на другую, но гораздо мягче и туманнее дажеему называть ее операцией.

Крылатый лозунг «Бей жидов – спасай Египет», подумал онгорько, прозвучал тогда, когда фараон приказал умертвлять еврейских младенцев,а то евреи слишком уж плодились в Египте и постепенно начали угрожать самимегиптянам. Потом этот призыв звучал в Вавилонской державе, Ассирийской, империиСелевкидов, в Риме, по всей средневековой и уже несредневековой Европе, как ипо всему Востоку. И во всех странах были уверены, что именно они придумалитакое, хотя лозунг рождался у местного населения стихийно. Увы, ярость народныхмасс и даже поддержка королей не спасли ни Вавилон, ни Ассирию, ни Рим, асейчас вот на карте существование Америки и, страшно подумать, всегочеловечества.

Файтер зябко передернул плечами. Пока он один это понимает.Ну, может быть, кто-то где-то еще понимает, что речь уже не об одной Америке,но из власть имеющих – только он. С президентами других стран общается часто имного и с горечью видит, что всех заботят только следующие перевыборы, а сейчасудержаться бы на посту, лавировать между партиями, стараться ничего не делать:за бездействие меньше бьют, чем за неумелое руководство.

Он сделал вид, что прислушивается, все в бункере видят в егоухе крохотную капсулу приемника, все ждут, но лишь один Гартвиг в этом бункерезнает, что он, президент, как раз ничего не ждет. И вообще один Гартвиг… Какстрашно, когда такие важные исторические события зависят от одного человека!

Взгляды, устремленные на него, причиняли настоящуюфизическую боль. Он делал вид, что выслушивает ответ правительства Израиля,конечно же, отрицательный, это надо показывать всем видом, все в бункере должнывидеть его скорбное лицо, плюс это снимается для истории…

Даже случись чудо, мелькнула мысль, и правительство Израилякак-то прорвалось бы со своим посланием к нему и предложило открыть все границыи отдать под его командование всю власть в Израиле, пришлось бы сделать вид,что ничего не слышит.

Карфаген должен быть уничтожен.

Госсекретарь жадно следил за его лицом. Файтер принял ещеболее скорбный вид и отрицательно покачал головой.

– Как они могут? – воскликнул госсекретарь. –Неужели настолько безумцы…

А кто, ответил мысленно Файтер, как не ты, сообщал им, чтовсе эти стягивающиеся к границам Израиля войска – всего лишь операцияустрашения? И что никогда не нападем?