– Я, – донесся слабый голос, как будто из-подземли, – у меня к тебе послание…

– Мария! – заорал он, не обращая внимания накоммандос, кто-то хихикал, кто-то вытягивал заинтересованно шею и уши, кто-тоделал многозначительное лицо и отворачивался. – Ты где, Мария?.. Мария,сейчас начнется… Уходи от опасных мест, ты их знаешь лучше меня…

Голос в микрофоне стал громче, настойчивее:

– Стивен, Стивен! Перестань орать, слушай оченьвнимательно. Мы пытались связаться с вашим правительством, но там всезаблокировано. Мы предполагаем, что намеренно. Все попытки выйти на силовыеструктуры, как мы выходили раньше, оказались перекрытыми. Стивен, у тебя должнабыть связь с твоим руководством!.. Ты должен срочно передать сообщение!

Он крикнул:

– Говори, какое! И, Мария, ты должна переждать этотмомент, а потом мы уедем в Калифорнию, у нас будет много детей…

Она прервала:

– Слушай. Наш народ страдал так долго… так часто бывална грани полного уничтожения… что выживаемость теперь у нас у всех в крови.Никакие меры для спасения народа не кажутся чрезмерными. Русские гордятся, чтотолько они способны бросаться под танки со связками гранат, но это у них отевреев, что волнами растворялись среди них еще со времен Хазарского каганата,если не раньше. Мы всегда готовы были жертвовать жизнями, чтобы жил народ…

Стивен невольно насторожился, в ее тоне слишком многопатетики и слишком много лишних слов, будто она не решается сказать что-тосовсем ужасное.

– Что ты хочешь сказать? – спросил он. –Говори, Мария.

– Чемоданные бомбы все-таки были провезены вСША, – ответила она чуть громче. – И размещены в сорока крупнейшихгородах.

Холод пронзил его с такой силой, что на миг заломили дажекости, где превращался в сосульки костный мозг.

Зубы лязгнули, когда он выдавил одно-единственное слово:

– Блеф…

– Мы знали, – ответила она тем же голосом, –что можете не поверить. Я уполномочена сделать предложение…

– Слушаю.

– Ты не можешь решать, – сказала она, – нопередай своему руководству. Мы можем в качестве доказательства рассекретитьодну из бомб.

Она замолчала, он кивнул:

– Говори.

– Вы назовете любой штат. Мы сообщим, где находится однаиз спрятанных там бомб. Это, полагаю, убедит самых недоверчивых. Оставшихсятридцати девяти все равно достаточно, чтобы выжечь Соединенные Штаты дотла.

Связь оборвалась, целую минуту он сидел как парализованный,потом поспешно вышел на экстренную связь с Лэнгли, пересказал механически, какпопугай, слово в слово насчет спрятанных бомб. На том конце потрясенновыругались, связь оборвалась.

На Стивена со всех сторон смотрели испуганно-непонимающиеглаза. Крис спросил почему-то шепотом:

– Это… правда?

– Насчет бомб? – спросил Стивен устало.

– Да.

– Узнаем, – ответил он мрачно. – Все узнаем…может быть.

В командном бункере работали кондиционеры, но всесобравшиеся чувствовали, как накалилась атмосфера, у многих на лбу испарина,самые грузные из генералов уже промакивают распаренные лица платочками, на всехэкранах движутся корабли, тучей идут самолеты, военно-космические силыподтянули к Израилю ракетоносцы, способные ходить в космосе с такой желегкостью, как и в атмосфере.

Олмиц время от времени отходил в сторону, прислушивался кголосам, звучащим из микрофона в ухе. Файтер видел, как директор ЦРУ морщится,поинтересовался участливо:

– Неприятности?…

– Не у нас, – отмахнулся Олмиц, – но всеравно…

– Где?

Олмиц кривился.

– Косорукие русские…

Герц спросил быстро:

– Что случилось?

– В Москве не сумели быстро ликвидировать иудейскуюобщину. Оказалось, местные иудеи для каких-то целей собрали целый арсенал.

Бульдинг фыркнул:

– Для каких-то целей!

– А с этим неясно, – не согласился Олмиц. –Они вполне могли не только снабжать бандитские группировки, что работают под ихконтролем, но и… так сказать, сотрудничать с чеченскими террористами.

Герц сказал с возмущением:

– С террористами? Никогда евреи не будут с нимисотрудничать!

– Это с арабскими, – уточнил Бульдинг. –Которые убивают евреев. А вот с чеченскими, которые убивают этих русскихсвиней…

Бульдинг сказал быстро:

– Еврейская мафия, я ж говорил! Она везде.

– Словом, – продолжил Олмиц, – сейчас в самомцентре Москвы идет бой. Евреи не только отбились, но и потеснили десантныевойска. Сейчас отовсюду подтягиваются танки, окружают район.

Бульдинг скривился:

– Танки, артиллерия, потом еще начнут наносить бомбовыеудары по своему же городу… А евреи, понятно, обосновались в самом центре, всамых дорогих и престижных домах с исторической ценностью… Тьфу! Российскимивнутренними войсками только заблеванный пол вытирать после пьяных матросов.

Герц возразил с обидой:

– Ты внутренние войска не тронь! У нас ровно столько свобод,сколько нам дают политики. И так за каждого бандита, которому не совсем внятнозачитаешь его права, по судам таскают!

– Да знаю, – отмахнулся Бульдинг. – У самогоруки связаны. Но это совсем хреново: в Москве идет бой, в Питере – чуть ли немятеж… Хорошо, в Урюпинске спокойно.

– А что за Урюпинск?

– Город, где евреи не бывают даже проездом.

Бульдинг горестно вздохнул:

– А не бросить ли все, не поехать ли жить в этотУрюпинск?

Файтер вздрогнул, в зал вбежал бледный, как мел, офицерохраны. Начинается, мелькнуло в мозгу Файтера. Начинаются непредвиденныенеприятности… С евреями так всегда.

Офицер быстро протянул ему листок. Файтер прочел, в глазахпотемнело, в ушах раздался перезвон колокольчиков. Обеими руками уперся встолешницу, чтобы не упасть, частицей сознания понимал, что вид у него сейчастакой, что у покойников обычно получше.

Как сквозь вату услышал встревоженный голос Гартвига:

– Господин президент… господин президент! С вами все впорядке?

Какой порядок, попытался ответить Файтер, но сведенноесудорогой горло не повиновалось. К счастью, темная пелена ушла с глаз, осталисьтолько черные мушки, он дрожащей рукой протянул листок Гартвигу.

Гартвиг прочел, кровь покинула его лицо с такой скоростью,что щеки опали, скулы заострились.