– Но хотя бы поясните, что означает ваша вакцина? Как она действует?

– Как любая вакцина. Часть клеток организма гибнет, но организм выживает и обновляется. И приобретает защиту на будущее. Те, кому положено делать жизнь справедливой, и вы в том числе, не смогут больше делать это только на словах. Боюсь, что в этом случае последствия для вас будут весьма плачевны.

– Люди станут умирать, если будут говорить ложь?

– Не все люди. Зависит от степени ответственности и возможностей. Согласитесь, если малыш соврёт матери, что сделал уроки, ради того, чтобы пойти играть в футбол, это совсем не то же самое, как если мэр соврет жителям города ради того, чтобы приобрести дорогой автомобиль. Ребенок странным образом почувствует себя уставшим, а если он будет врать, чтобы поиграть в компьютерную игру, то почувствует отсутствие интереса к этой игре. Раз за разом в нем возникнет четкая привычка: не лгать. Потому что во лжи исчезнет смысл. С детьми как раз проще. Большинство из них рождается без привычки лгать, это потом, насмотревшись на взрослых и копируя их, они учатся лжи, так, как начинающий курильщик приучается к сигарете, через кашель и неприятные ощущения. Маленькие дети очень часто плачут, когда их заставляют врать. А потом перестают плакать. Для взрослых последствия будут тяжелее. Чем выше уровень ответственности за обещание, тем сильнее наказание. Это не смерть, но… Они просто станут исчезать. Перемещаться. Только возвращать их никто не будет.

Вначале Эйфелева башня, затем речные трамвайчики унеслись туда, где им надлежит находиться. Крышу парламента Сталат не стал водворять на место. И не стал обратно изменять пространство. Снаружи здание парламента оставалось таким же, а вот внутри стало в десять раз просторней. И это было отличным напоминанием о том, что есть нечто, что ещё не познано. А главное – неодолимо. Я отправился вместе со Сталатом и Безымянным в их подземный город. Мне сказали, что будут обучать делать такие же штуки, как Сталат, потому что я им чем-то подхожу. Всё же это здорово, когда один человек может заменить сразу сто подъемных кранов и сто грузовых поездов. А ещё они ищут людей, подходящих на роль Безымянных. Кроткие обретали мир, а миротворцы прекращали распри. Но кое-что я успел повидать в новом мире, после того, как сделали эту вакцину. Многие думали, появится огромный шприц, с неба, как Эйфелева башня, и станет чиркать, пока всем не достанется. Или же распылят с неба какие-нибудь аэрозоли, нашлют тучу со специальным дождем, ещё что-то придумают. Но это было похоже на северное сияние. Зеленые и красные переливы, небо задрожало, как дрожит экран старого монитора, когда нажимаешь кнопку размагничивания, в воздухе возникли непривычные запахи, словно перемешался запах клевера с нагретой на солнце пластмассой. Не самый приятный, если честно, запах, но к вечеру следующего дня он прошел. А потом все легли спать. И проснулись новыми людьми.

Утром судья, надев мантию и приготовившись зачитать решение по какому-то спору между банком и гражданином, задумался. А может, не стоит рисковать? Может, это не блеф вовсе, все эти предупреждения каких-то посланцев? Ведь их показывали во всех странах, по всем телеканалам. Решение, которое он собрался принять, больше основывалось на знакомстве с юристом банка, чем на законе. Хотя, конечно же, юридические зацепки он уже приготовил, чтобы выглядело всё пристойно. Поколебавшись с минуту, он решил, что это всё ерунда, что-то вроде объявления очередной программы борьбы с коррупцией. Все как были на своих местах, так и оставались. Так что…

– Именем Республики… – успел сказать судья, и это были его последние слова. Собравшиеся в зале люди с удивлением смотрели, как кружится белый парик и падает на пол вместе с черной мантией. Как тряпки.

Другие судьи, наблюдавшие такую странность, спешно заявили, что вынесение почти всех решений в этот день откладывается. Через неделю их количество сильно уменьшилось.

– Мы обещаем… – выкрикнул в микрофон лидер очередной политической партии. Но что он там хотел пообещать, так никто и не узнал. Потому что микрофон остался, а лидер исчез. Осталось много микрофонов…

– Мы считаем, что нужно быть твердыми и настойчивыми в продвижении демократии и свобод, а поэтому… – сказал политик одной страны и исчез вместе с десятком других политиков, промышленников и чиновников, которые были посвящены в истинный замысел всей этой словесной бутафории. Потому что речь, как всегда, шла совсем о другом.

– Мы не можем предоставить вам эти средства, потому что есть… – сказал некто из уважаемых отцов города, распределяющий денежные гранты на перспективные проекты. Но больше он ничего не смог сказать. А вместе с ним и тысячи других уважаемых персон, переставших быть персонами, и вообще переставших быть.

– Врать – нехорошо! – повторила в сотый раз школьная учительница первоклашкам то, что говорили до этого всем-всем живущим.

Три дня назад телескоп Хаббл засек движущееся скопление космических тел. До них пока далеко, и точно вычислить траекторию полета пока невозможно. Но мы уже поняли, что это будет за траектория.

А неделю назад я, кажется, поднял в воздух свой первый кирпичик. Один. Не шевельнув и пальцем. Силой мысли. Всего один.

Но мы научимся.

И обретем свой шанс.

Под ногой хрустнула ветка, и в ту же секунду вверх взметнулось что-то огромное, чёрное, оглушительно хлопающее крыльями. Денис заорал от неожиданности и, оступившись, скатился в яму. «Что-то» пометалось над его головой, а потом взгромоздилось на ветку, чернеющую на фоне ночного неба, и начало недовольно и, кажется, даже нецензурно клекотать.

– С-сука, – отозвался Денис. – Вот же ж…

Высказав всё, что он думает об этой непонятной птице, Денис с омерзением ощупал глину вокруг себя, принюхался к вымазанной руке, сморщился и попытался единым рывком встать на ноги и выскочить из ямы.

Лодыжку пронзила острая боль, и он повалился обратно на землю.

– Тваааааюмать! – взвыл Денис. – Сходил, называется, облегчиться!

Даже через носок прощупывалась быстро набухающая опухоль. Денис, шипя сквозь зубы от боли, пытался понять – перелом или вывих? И мучительно соображал, что же в том или ином случае ему предпринять. Минут через пять он выяснил, что его поверхностных медицинских знаний не хватает ни на один из этих пунктов и всё, что ему остается, это вылезать из ямы и идти к машине. Ну, или ковылять. Или хотя бы ползти.

В действие был приведен второй вариант. Плохо, конечно, что не первый, но стоило радоваться, что и не третий, да.

Еле-еле, в темноте, чуть ли не на ощупь, – не хватало ему ещё второго такого приключения! – ковыляя тот десяток метров, что отделял его от машины, Денис беззвучно клял себя за неуместную щепетильность. Ну да, конечно, он городской житель, воспитание, всё такое, но он же в лесу! ночью! один! Что ему стоило присесть за колесо автомобиля? Или хотя бы в метре от него? Нет же, попёрся туда, в кусты, словно своим видом на открытой местности мог нанести душевную травму какому-нибудь местному зайцу-полуночнику. Теперь доволен, да, чистоплюй? У зайцев травмы нет, а у тебя в наличии и во всей красе. Радуйся.