– Биржи – это ваша детская игра. Что бы там ни творилось, оно не идет ни в какое сравнение с тем, что будет твориться повсеместно, когда вы увидите кометный рой. Уровень техники не так важен, как практические наблюдения. Я же говорил, давным-давно астрономы могли наблюдать приближение роя. И определить его движение. И точно указать, когда эта встреча произойдет в следующий раз. Они это умели. Вы можете сомневаться в моих словах, вот только ничего не изменится. Через четыре поколения вы окажетесь застигнутыми врасплох. Чтобы этого не произошло, мы и пришли.

– Будете помогать нам технологиями? Знаниями?

– В каком-то смысле да. Хотя многим мы делились на протяжении веков. Да и сами вы не стояли на месте. Мы признаём, что ваш технический прогресс в некоторых сферах достиг невероятных вершин. Проблема в том, что одновременно он стал причиной общечеловеческого регресса. Излишние блага порождают не только культуру и искусство. Ещё они многих приучают жить иначе, чем одним целым с другими людьми и остальным миром. И поэтому мы пришли. Как надсмотрщики, чтобы помочь исправить некоторые ошибки.

– Будете делать всех равными? – мелькнуло негодование вперемешку с иронией. – Мы это уже проходили.

– Нет, не проходили. До этого вы ещё просто не доросли. А те попытки, которые делались в разное время и в разных странах… Их не оценили. И даже сочли раковой опухолью на здоровом теле. И приняли все меры к уничтожению.

– И что же? Станете насаждать коммунизм? Но это утопия! Вернете к жизни Мао? Сталина? Или вспомните о традициях древней Спарты?

– Прошу успокоиться, мы ничего не будем насаждать. Мы просто приведем в соответствие то, что у вас говорят, с тем, что делают. В этом, собственно, заключается формула движения к справедливости. Вы же не станете отрицать, что тяга к справедливости всегда присутствует в людях? И вы, власть, когда убеждали избирателей сделать вас властью, тоже обещали справедливость. Наши действия не будут противоречить вашим словам. Только и всего.

Тишина стала просто гробовой. Как будто мир уже погиб, вокруг плавятся руины последнего подземного города, а снаружи трещат и ломаются материковые плиты, не выдержав космической бомбардировки.

– Наверное, вам пока ещё не понятна вся специфика нашего мира, ведь есть много нюансов, – решился кто-то нарушить эту тишину, тщательно взвешивая слова. – Наверное, будет лучше, если вы попытаетесь понять, что не всё так просто, и есть вещи, которые нельзя оценить однозначно.

– Не переживайте. Ваш мир уверенно повторяет то, что происходило раньше. Идет в тупик. И нам не было бы до этого никакого дела, если б не необходимость выживания цивилизации. У вас не так много времени, как может показаться. Вы разрознены. Вы не имеете общего плана и иметь его не можете: ведь каждый будет защищать свои интересы, а не интересы всего человечества.

– Вы слишком много на себя берете, – следующий голос был уверенней и громче, если не ошибаюсь, это говорил лидер какой-то партии, который метил в президенты на следующих выборах. – И времени, если речь идет о поколениях, достаточно. Сами признали, что наш прогресс достиг каких-то там вершин! Приятно слышать, что не считаете нас обезьянами!

– При этом я имел в виду исключительно научный прогресс, – парировал Сталат. – Есть и другие вещи, которыми вы не владеете и вряд ли сможете овладеть в ближайшее время. А вот в чем вы поднаторели, так это в умении всегда и во всем оставаться безгрешными. Человечество научилось обманывать само себя, вот в чем дело. Вы перестали путать тупики и проспекты, это иносказательно, разумеется. А прогресс… Давайте я вам кое-что покажу.

С этими словами Сталат закрыл глаза ладонями, будто собрался играть в прятки. А потом началась сплошная чертовщина.

Потолок. Он полностью исчез. Стены ещё более раздались вширь. С неба, прямо в центр свободной площадки перед трибунами, плавно вонзился гигантский стальной шпиль. Звук был таким, будто ледокол взламывает паковый лёд. Или трещит лесной пожар. Затем посыпалась пыль, частицы ржавчины, хлопья застарелой краски. И все увидели, что это не какой-то там железный небесный перст, а перевернутая Эйфелева башня. Опороченная краса и гордость Парижа. Она воткнулась в разверзнутое здание парламента, и теперь издавала жуткий скрип, слегка раскачиваясь, балансируя на своем острие. Оттуда, где были обзорная площадка и кафе, доносились крики ужаса. Тем не менее, никаких падающих тел пока не наблюдалось. А когда к Эйфелевой башне добавилась целая флотилия речных трамвайчиков, снующих туда-сюда по Сене, а теперь – прямо по небу, я даже невольно издал вскрик, что-то среднее между восторженным «Вау!» и испуганным «О, чёрт побери!».

– Не волнуйтесь. С людьми не произойдет ничего плохого. Для них всё осталось по-прежнему, разве что теперь они видят, что мир перевернулся и висит у них над головой. Попробуйте теперь оценить, насколько такие способности помогали нам заниматься строительством городов-убежищ. Примите во внимание, что здесь я один показываю всякие фокусы, а там, в прежнем мире, такими способностями обладали многие. И это далеко не всё…

– Никаких галлюцинаций, никакого обмана! – заговорил и Безымянный. – Я вижу, о чем многие из вас подумали. Вы просто ищете причину, чтобы не верить нам. Потому что мы не обманываем, и вам от этого страшно. Но почему?

Его вопрос оставался без ответа. Всё же здесь находились профессионалы, которые занимали кресла в парламенте и министерствах не один год и уже начали основывать семейные династии. Посыпались вопросы.

– Каким образом вы предполагаете повсеместно насаждать справедливость? Что вообще в вашем понимании справедливо, а что нет? Где гарантии, что сказанное – правда?

Ну, и всё такое.

Сталат долго играл в гляделки с Безымянным. До тех пор, пока все не выговорились. И тогда ответил одной фразой:

– Мы сделаем вам прививку.

– Как? Что это значит?

– Прививку всему человечеству. Вы сами будете решать, что справедливо, а что нет. Это тоже часть забытых технологий. Вакцина правды. Поверьте, мы вовсе не рады, что нам приходится прибегнуть к этому средству.

– Так не делайте! В чем необходимость? Почему нельзя обойтись помощью в подготовке к катаклизмам?

– Необходимость в том, что я не зря упоминал численность населения в один миллиард. По нашим подсчетам, чтобы гарантированно выжить и возродить цивилизацию даже с нашей помощью, необходимо, чтобы население Земли к моменту катастрофы составляло как минимум двенадцать миллиардов. А ещё лучше пятнадцать.

– Вы бредите? Это невозможно! Пятнадцать миллиардов! Мы гарантированно вымрем от бескормицы безо всяких комет! Чем больше население, тем больше придется строить убежищ и готовить запасов пищи!

– Никакие убежища не смогут обещать стопроцентное выживание. Если из сотни тысяч у нас выживало в городе десять тысяч, то к моменту, когда можно было выйти на поверхность, из этих десяти тысяч сохранялась сотня. А потом из сотни оставался какой-нибудь десяток. И это были первичные племена. Для выживания стаи животных такой статистики было бы достаточно. Но я опять повторяю – кто будет сохранять знания? Кто будет заново строить цивилизацию? Там будут нужны не биржи, казино и банки, а врачи, желательно с медицинскими инструментами и умением ими пользоваться. Инженеры со всякими аппаратами. Строители, повара, биологи, ученые, математики. Там потребуются сотни профессий. А для этого нужно, чтобы на поверхность из каждого города поднимались не сотни, а тысячи. К тому же неизвестно, какие на этот раз выйдут последствия. Мне странно, что вы, развитая цивилизация, забыли о том, что необходимо смотреть в небо, а не только под ноги. У вас повсеместные программы сокращения численности населения. У вас войны. У вас эпидемии искусственных болезней. Геноцид. Вместо пути муравья вы избрали путь термита. Вы пожираете свой дом. И при этом продолжаете говорить о справедливости для всех? Впрочем, это всё излишне. Вопрос был решен до того, как мы здесь появились, и никакие слова ничего уже не отменят. Будем считать, что всего лишь повторяется история с Карфагеном.