Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Действительно, их легко спутать, — сказала она.
Эд посмотрел виновато, как будто она была заодно с доктором Халифой, а не с ним. Эйлин придвинула стул поближе к Эду.
А доктор продолжал себе строчить как ни в чем не бывало.
— Так, еще кое-что запишу и двинемся дальше. Вот, замечательно! Сейчас я вас попрошу переодеться в спортивную форму. Нужно будет выполнить несколько упражнений.
Они перешли в соседнюю комнату. Эйлин помогла Эду переодеться — словно перед уроком физкультуры. Какие еще унижения его ожидают?
Доктор Халифа велел Эду выполнить несколько наклонов, дотрагиваясь до пальцев ног, потом сесть и снова встать. За этим последовал бег на месте. Доктор непрерывно делал какие-то пометки. Эд между упражнениями оглядывался на Эйлин. Она старалась взглядом его ободрить. Одно задание Эд не смог выполнить с первой попытки — дотронуться пальцем до носа.
— Я не пьян, честное слово! Хотя после всего этого, наверное, напьюсь.
После мессы пришлось ждать, когда папа подгонит машину, — из-за снегопада мама не захотела идти в церковь пешком. Снег шел и сейчас, хотя уже не так густо. Мама раскрыла зонтик над собой и Коннеллом.
— В бейсболе ты ничего не добьешься, сам знаешь.
Он бы обиделся, если бы не знал, что дело не в бейсболе. Мама давно уже его донимала, чтобы вступил в дискуссионный клуб.
— Мне нравится бейсбол.
— Одно дело — нравится, а другое — что ты на него свое время тратишь. Не всегда получается делать только то, что нравится. И потом, дискуссии тебе тоже нравятся. У тебя от природы сильный дух соревнования. Это от меня тебе досталось.
— Зачем мне обязательно надо вступать в дискуссионный клуб?
— Чтобы как можно полнее реализовать свои способности.
— Хочешь, чтобы я стал сенатором?
— Я хочу, чтобы ты был счастлив.
— Президентом Соединенных Штатов!
— Не надо меня изображать каким-то огнедышащим драконом. Да, я хочу, чтобы ты приложил немного труда на благо своей будущей жизни. А что?
Коннелл задумался. В самом деле — а что? Расчищенный участок перед домом напротив понемногу вновь покрывался снегом. Хорошо бы когда-нибудь поселиться в таком доме и чтобы можно было кого-нибудь нанять для расчистки снега. Только в дискуссионный клуб вступать совсем не хотелось. Там каждый норовит вцепиться тебе в горло.
— А папа что говорит?
— Мы с папой хотим тебе только добра.
— Что он говорит?
— Ну что он скажет, папа твой? — Она рассмеялась. — Говорит: «Пусть у мальчика будет детство. Пусть мальчик делает что хочет. Пусть побудет невинным, пока еще не поздно».
Мама, разгорячившись, невольно повысила голос. Прохожие начали оборачиваться.
— «Главное — чтобы мальчик ощущал радость жизни». Вот что он говорит, если тебе так уж интересно. А знаешь, что я на это говорю? «Дай мальчику возможность чего-то добиться. Ребята из дискуссионного клуба учатся лучше всех в школе. Пусть наш сын с ними пообщается. Поступит вместе с ними в хороший университет, станет юристом или политиком. Что тут плохого? Чем плохо обеспечить себе на будущее безбедную жизнь?»
— Мама, это просто школьный клуб, только и всего.
— Там — лучшие. С ними и ты станешь лучшим. А иначе только даром время убивать.
— Мне нравится бейсбол, — повторил Коннелл.
— Профессионалом в бейсболе ты все равно не станешь.
— Наверное, не стану.
— Не наверное, а точно.
— Ладно, точно не стану.
— Папа идет. Не рассказывай ему, о чем мы сейчас говорили. Он хочет, чтобы ты играл в бейсбол и не задумывался о разных сложностях. Пока. А может, и вообще всегда. Чтобы ты, как лошадка в поле, бегал на просторе. — Мама коротко и зло рассмеялась. — По-моему, это нереально. Может, я и хочу тебя приручить. Обуздать. Я не умею по-другому. Одно я знаю точно: если ты меня послушаешься, ты никогда ни в чем не будешь знать недостатка. С твоими-то способностями! Я тебя научу, как построить для себя хорошую жизнь. Была бы мужчиной — сама бы давно себе построила.
Еще несколько раз они ходили к врачу. Доктор Халифа повторно провел некоторые тесты и добавил еще новые. Через полтора месяца после первой консультации — как раз на День святого Патрика — они пришли за результатами.
Эйлин даже на своей свадьбе так не волновалась. Эд, кажется, уже пережил все свои страхи. На него снизошло необыкновенное спокойствие, словно перед казнью.
Они сидели и ждали врача. Эйлин держала Эда за руку, а он поглаживал ее по руке, будто это она ждала приговора.
Вошел доктор Халифа с папкой для бумаг — от нее слабо пахло железом. Эд немедленно ощетинился. Доктор шел как-то несолидно, слишком быстрым шагом. «Бесчувственный, как репа какая-нибудь», — подумала Эйлин.
— Итак, у меня для вас две новости — хорошая и плохая, — объявил доктор. — Хорошая новость: физически вы здоровы как бык. Великолепный экземпляр.
Эйлин вздрогнула от радости, а потом от страха.
— А плохая новость?
Врач обернулся к ней:
— С большой вероятностью у вашего мужа болезнь Альцгеймера.
Эйлин ахнула; Эд стиснул ее руку.
— Мало радости вам такое говорить, но я бы посоветовал с этой минуты считать, что каждый новый день — это лучший день в оставшейся вам жизни. И постарайтесь наслаждаться ими, пока можете.
— Не понимаю, — сказала Эйлин и невольно поморщилась — так сильно Эд сжал ей руку.
— Если бы не синдром Альцгеймера, ваш муж дожил бы до девяноста пяти. Сердце, легкие, почки, кровообращение — все в прекрасном состоянии. Но случилось вот так.
— А это точно? — спросила Эйлин.
— Сомнений практически нет, — ответил доктор с безличной основательностью громадного компьютера из старых фильмов, выдающего ответы на перфокартах.
— Я знал, — мрачно произнес Эд.
И Эйлин вдруг поняла, что он в самом деле знает — быть может, уже не первый год.
— Но как же? Ему пятьдесят один едва исполнился!
— Рановато, но такое бывает, — ответил доктор Халифа. — Сочувствую.
Кажется, он жалел не столько их, сколько самого себя: неприятно сообщать людям печальные новости.
— Право, не знаю, что тут еще скажешь, — прибавил доктор.
Эйлин посмотрела на Эда: пусть объяснит понятней.
— Я оставлю вас ненадолго. — Доктор встал, хлопнув себя папкой по колену. — Вам, я думаю, найдется о чем поговорить. Я вернусь через десять минут, отвечу на вопросы, и поговорим о дальнейших планах.