Колкит и Уолтер живут в богатом и комфортабельном пригородеАтланты. Механизм социального общения в этом поселке – Колкит рассказывает нам,что здесь, в пригороде южного города, еще живы многие традиционные южныеценности – работает гладко и почти беззвучно, хорошо смазанный деньгами. Рядомс их домом расположен лесистый участок, плохо пригодный для застройки. Нопоявляется молодой энергичный архитектор Ким Догерти и строит там дом, которыйкак нельзя лучше вписывается в этот неудобный участок. В сущности.., домкажется почти живым. Увидев план дома, Колкит была поражена:

"Я затаила дыхание. Он был великолепен. Обычно мне ненравится современная архитектура, но… Этот дом совсем не такой. Он возвышаетсянад вами и одновременно как-то успокаивает. Он поднялся из нарисованнойкарандашом земли, словно дух этого места, который много лет провел взаперти,стремясь к свету, ожидая освобождения… Я с трудом могла представить себе руки имеханизмы, способные построить такой дом. Мне казалось, что он должен начатьсяс семечка, потом пустить корни и много лет расти, согреваемый солнцем ипитаемый дождями. На плане лес оставался нетронутым. Ручей обвивал дом и,казалось, питал его корни. Дом выглядел – неизбежным”.

Развитие событий предопределено. В аполлониевом пригороде,где доныне всему находилось место и все было на своем месте, начинаютсядионисиевы перемены. Вечером, когда Колкит впервые слышит, как на участке, гдедолжен быть построен дом Догерти, кричит сова, она завязывает угол простыниузлом, чтобы отвратить зло, как учила ее бабушка.

Догерти строит дом для молодой пары – Харральсонов (но завыпивкой признается супругам Кеннеди, что с такой же охотой построил бы дом дляГитлера и Евы Браун; его интересует только сам дом, а не его владельцы). БаддиХарральсон – перспективный молодой юрист. Его девочка-жена, воплощение“Чи-Омеги” и “Младшей лиги” [215], которую муж зовет Пирожком [216] (отецназывал ее Тыквенным Пирожком), теряет вначале ребенка – выкидыш случился,когда она была на четвертом месяце, потом собаку и, наконец, в ночь новосельявсе остальное.

Харральсоны уходят, появляются Шиханы. Бак и его жена Анитапытаются прийти в себя после известия о гибели их единственного сына: он погибв горящем вертолете, во Вьетнаме. Анита, которая только-только оправилась последушевного срыва (кроме сына, она потеряла отца и брата – они погибли годомраньше), вдруг видит по телевизору сцену ужасной смерти своего сына. Соседка,что была в это время у нее, тоже это видит. Происходят и другие события..,наступает кульминация.., и Шиханы исчезают. Наконец на сцену этого театраужасов выходят Грины.

Все это до боли знакомо и ни у кого из нас не вызываетудивления. “Дом по соседству” – каркасная конструкция; иногда думаешь, чтонечто подобное написал бы Чосер, если бы сочинял для “Странных рассказов”.Кинематографисты используют такую форму жанра ужасов чаще, чем писатели. Всущности, кино как будто много раз пыталось доказать известное утверждениекритиков, что произведение ужасов действует лучше, когда оно кратко и сразуформулирует суть (при этом, как правило, ссылаются на По, но Колриджсформулировал его раньше, а По, в сущности, дал нам руководство, как писатьлюбые рассказы, не только о сверхъестественном или оккультном). Любопытна, чтона практике этот принцип иногда себя не оправдывает. Большинство фильмов скаркасной конструкцией, содержащих несколько независимых сюжетов, сделанынеровно или просто плохо [217].

Выполняет ли свою задачу “Дом по соседству”? Я думаю, да. Нетак хорошо, как мог бы, и у зрителя остается немало неясностей насчет Уолтера иКолкит Кеннеди, но все же книга действует.

"Подозреваю, что “Дом по соседству” появился потому,что я всегда любила произведения жанра ужасов, оккультные или как их там ещеназывают, – пишет мисс Сиддонс. – Мне кажется, что все мои любимые писатели вто или иное время обращались к историям о привидениях: Генри Джеймс, ЭдитУортон, Натаниэль Готорн, Диккенс и т.д.; и произведениями современныхписателей этого жанра я наслаждалась не меньше, чем классикой. “Хиллхауз” ШирлиДжексон, может быть, лучшая книга о доме с привидениями, какую мне доводилосьчитать.., а больше всего я люблю очаровательную маленькую книжечку М.Ф.К.Фишера “Потерянные, заблудившиеся, украденные” (The Lost, Strayed, Stolen).

Суть в том, что, как убеждают нас все предисловия ксборникам произведений ужасов, рассказы о призраках не привязаны копределенному времени; им наплевать на все границы культур, классов и уровнейобразования; они обращаются непосредственно к тому скорчившемуся существу,которое по-прежнему в абсолютном ужасе смотрит из-за костра в темноту завыходом из пещеры. Как все кошки в темноте серы, так и все люди боятся темноты.

Дом с привидениями всегда казался мне особым и самым главнымсимволом ужаса. Может быть, потому, что дом так много значит для женщины: этоее царство, ее ответственность, ее утешение, весь ее мир.., для большинства изнас, даже если кто-то этого и не осознает. Это наше продолжение; оно созвучноодной из самых основных мелодий человека. Мое убежище. Моя земля. Моя втораякожа. Мое. И это понятие настолько священно, что любая попытка его осквернить,любое вторжение чужака воспринимается как нечто ужасное и отвратительное.Одновременно пугающее и.., насильственное, как хитрый и страшный грабитель.Потревоженный дом – одна из самых страшных вещей в мире, а для обитателей дома– самая страшная.

Я решила написать о таком новом доме, который был бы..,допустим, злобным.., просто потому, что мне хотелось проверить, смогу ли янаписать хорошую историю о привидениях… За два года я устала и отупела оттяжелой серьезной “литературы”, но мне хотелось работать, и мысль об истории спривидениями показалась мне довольно забавной.., и как раз когда я искалахорошую зацепку, молодой архитектор по соседству купил лесистый участок и началстроить на нем современный дом. Мой кабинет на втором этаже, под крышей нашегостарого дома, выходит прямо на него, и я часто сидела у окна и смотрела, какисчезает лес на холме и растет дом, и однажды у меня в голове возниклонеизбежное “а что, если” – то самое, с которого начинают все писатели… И яначала. “Что, если, – подумала я, – вместо древнего замка в Корнуэлле, илифермы в округе Бакс, стоящей еще с дореволюционных времен, или довоенного домана какой-нибудь плантации, в котором призрак в кринолине у погасшего каминаоплакивает свой ушедший мир, – что, если вместо всего этого будет современныйдом, вырастающий в богатом пригороде большого города? От замка, старой фермыили плантации можно ждать, что они населены призраками. Но современный дом? Небудет ли это даже еще страшнее и отвратительнее? Может быть, по контрасту ужасбудет сильнее?” Я почти в этом не сомневалась…