уверены (и небезосновательно), что любое внесение их в реестр приведет к реквизиции остатков зерна. Когда переписчики приехали в марийскую деревню в Казанской губернии, то «обнаружили там пустые дома и амбары». В чувашском селе Большой Сундырь был убит глава временной администрации. В целом крестьяне, особенно нерусские, подозревали, что любые «нормы» поставок по фиксированным ценам им навредят[884].

Продовольственный кризис в городах во время Гражданской войны вызвал вооруженное противостояние между большевиками и крестьянами. Большевики чаще всего были горожанами, плохо понимавшими местные условия и общественные отношения в деревне в целом. Они пытались развязать в деревне «классовую войну», подстрекая крестьян-бедняков против так называемых середняков и кулаков и обвиняя в дефиците богачей-эксплуататоров, спекулянтов и дезертиров (а в татарских деревнях – еще и мусульманское духовенство). В результате оказалось, что они по сути ведут гражданскую войну против крестьян. Особенно острым было противостояние на Средней Волге – частично из-за важности этого региона для производства пшеницы, а частично из-за того, что он находился сразу за линией фронта. Во время этого конфликта большевики подготовили почву для нового противостояния, которое окончилось полным разгромом крестьян.

Летом 1918 года большевики учредили комитеты сельской бедноты (известные как комбеды) для экспроприации зерна у богатых крестьян-кулаков и отправки его в города. В одной только Саратовской губернии возникло более 800 комбедов. Официально объявлялось, что крестьяне-бедняки объявили классовую войну по собственной инициативе: «Мы, беднота, всегда угнетаемая кулаками, видим спасение свое лишь в советской власти», – утверждали бедные крестьяне в деревне Бобровка Самарской губернии. На самом же деле дефицит зерна возник из-за того, что во время Гражданской войны вспахивалось меньше земли, а принудительная экспроприация только усугубляла ситуацию. Более того, «классовый» элемент шел полностью вразрез с реальностью крестьянских взаимоотношений в деревне. В одних деревнях говорили, что у них нет кулаков, в других утверждали, что там вообще живет только беднота. В одной деревне Мелекесского уезда предложили оставить решение середнякам и заменить комбеды «советом крестьян-середняков»[885][886]. На самом же деле комбеды часто состояли вообще из некрестьянских элементов, в том числе откровенных хулиганов, и враждовали со всеми или практически со всеми крестьянами в деревне. Сами большевики возлагали ответственность за неудачи комбедов на эти некрестьянские элементы: один коммунист называл их «криминальными элементами, хулиганами, алкоголиками, грабителями и лодырями»[887]. В Астрахани в комбеды включили бедных калмыков, киргизов и мордвин – вероятно, чтобы у них возникло желание отомстить якобы более богатым русским крестьянам[888].

Обычно крестьяне яростно протестовали против реквизиции зерна и в особенности против работы комбедов, о чем свидетельствуют выдержки из выступлений крестьянских делегатов на съезде Сызранского уездного совета:

«Они всегда обвиняют во всем крестьянина, даже если он только что принес свой последний мешок зерна на сдаточный пункт… Крестьяне отдавали все и в империалистическую войну, и гражданскую: и своих сыновей, и свои продукты. Но кто позаботится о крестьянине?.. [Комиссары] отбирают наше мясо и оставляют его гнить… Говорят, что рабочие на заводах получают варенье и колбасу, а крестьяне этого даже не видят… Власти не думают ни о чем – ни о нуждах крестьян, ни о чьих-то еще… Никто не доверяет крестьянам – ни рабочие, ни спекулянты; с ними обращаются как со скотом»[889].

Возмущение крестьян неизбежно приводило к стычкам. Комбедам придавались в помощь вооруженные подразделения, но от этого насилие часто только разгоралось. В деревне Алексеевке на Волге в Саратовской губернии разгневанные крестьяне убили и ранили 12 солдат и большевистского комиссара. Затем они распустили совет, сожгли документы и заменили портреты Ленина и Троцкого иконами. В ответ были высланы карательные подразделения, которые взяли в плен более 500 жителей и расстреляли 34 из них, оставив на месте 50 солдат для поддержания порядка[890]. В то же время крестьян терроризировали бандиты, бродившие по деревням и часто возглавляемые дезертирами из Красной или Белой армии. В 1921 году в деревнях царила анархия, хаос и, что хуже всего, голод.

Сочетание насильственной экспроприации зерна (которая не оставила крестьянам никаких излишков) и суровой зимы 1920/21 года, за которой последовала сухая весна, привело к голоду 1921 года на Волге. В августе и сентябре этого года Карл Эрик Бехгофер ехал вниз по Волге и столкнулся с настоящим кошмаром. В Самаре он увидел «людей, желтых от недостатка пищи» и «детей вялых и угрюмых». Хуже всего приходилось беженцам из деревень (они были «в абсолютном отчаянии» и «в жутком, медленном, открытом ожидании смерти»), безнадежно пытавшимся купить билет на пароход по Волге куда угодно, где может оказаться еда. Тысячи беженцев толпились на берегах Волги «среди грязи, смрада и мух на Волге, которая в этом году намного ниже своего обычного уровня». Когда пришел пароход, на борту началась драка, «нижние палубы были до отказа забиты бегущими крестьянами», а верхние палубы, «где когда-то прогуливались русские аристократы на отдыхе, были уставлены всякими узлами и тюками»[891].

Среднее и Нижнее Поволжье в 1921 году сильно пострадали от дефицита зерна. В одном только Симбирске было 36 тысяч беспризорных детей, а детские дома были переполнены во всем Поволжье. На общественных кухнях в Казани, Самаре, Симбирске и Уфе кормилось более 6000 человек в день[892]. В Казанской губернии, судя по подсчетам, крестьяне лишились 65 процентов крупного рогатого скота и 96 процентов овец по сравнению с 1917 годом[893]. Очевидец событий из Самарской губернии писал: «В 1921 году в Самарской губернии был великий голод… какого не было с начала времен». В одной самарской деревне был отмечен случай каннибализма: в семье из шести человек – мать, отец и четверо детей – в живых остался один ребенок[894].

Поволжских немцев голод затронул особенно сильно: их колонии даже называли «эпицентром катастрофы» (вспомните также свидетельство Бабина о немецких беженцах в Саратове). Колонисты рассматривались большевиками как потенциально нелояльные, и реквизиция зерна у них была особенно жестокой и полной. Часто в центре деревни просто ставили пулемет и начинали палить во все стороны, пока шел обыск во всех возможных потайных местах. Колонисты называли такие экспроприации «метлами», поскольку все сметалось подчистую. Преступления в ходе противостояния совершали обе стороны. Крестьян, уличенных в сокрытии зерна, избивали, несколько тысяч были казнены; забирали все зерно, так что «многим деревням нечего было сеять весной и нечего есть зимой». Некоторые колонисты от отчаяния вступили в местные антибольшевистские шайки бандитов. Когда в 1921 году одна такая шайка захватила нескольких большевиков, «люди напали на [большевистских] узников, отрезали им уши и носы, выдавили глаза и забили вилами». Во время другого подобного случая, как сообщалось, «почти все коммунисты и комсомольцы в поселениях на луговой