Майский рассчитывал, что здесь он сможет разом выяснить все вопросы, но дело вдруг приобрело неожиданный оборот и он, несколько обескураженный, пытался сейчас решить, как же следует поступить в этой ситуации.

— И где находится ваш юрист? — наконец спросил Майский, все-таки придя к выводу, что здесь ему уже точно ничего не добиться, и в любом случае придется идти за разъяснениями к юристу.

— Кабинет шестьсот сорок два. Как выйдите — налево по коридору.

— Спасибо, — мимоходом произнес Майский, находясь уже в дверях.

Пройдя обратно по коридору, почти к самому выходу, он остановился возле шестьсот сорок второго кабинета. Неожиданно для себя Майский обнаружил, что Литовская, похоже, была совершенно права — у входа в этот кабинет действительно почти никого не было. Здесь находилась только одна старушка, которая, как выяснилось, вообще заняла очередь по соседству, а сюда пришла, чтобы просто иметь возможность посидеть, потому что напротив ее кабинета свободных стульев не было, а подолгу стоять ей, в виду преклонного возраста, было уже в тягость. Обрадовавшись этому обстоятельству, Майский как обычно посмотрел на блестящую коричневую табличку у входа в кабинет, на которой желтыми буквами было выведено «Главный юрист — Владимир Алексеевич Белокобыльский» и, постучав, зашел внутрь.

Кабинет Белокобыльского был меньше, чем у Литовской, да к тому же еще имел не прямоугольную, а квадратную форму, так что, заходя внутрь, посетители сходу натыкались на стол его обладателя. Кроме стола здесь находилось еще четыре шкафа, три из которых, те что были со стеклянными дверцами, стояли доверху набитые толстенными папками, которые также в большом количестве присутствовали и на подоконнике, и на столе Белокобыльского. Одна из таких папок лежала сейчас открытая перед ним, а он, одетый как обычно в свой дорогой костюм с галстуком, внимательно изучал что-то одновременно в двух листках, которые держал в воздухе в обеих руках. В кабинете никого кроме Белокобыльского не было и, когда Майский представился, тот сразу предложил ему сесть на стоящий рядом стул.

— Владимир Алексеевич, я сейчас только что был у Евгении Львовны Литовской, и она направила меня к вам, сказав, что вы сможете мне помочь, — начал Майский, усевшись на стуле. — Я работал в крупной нефтегазовой компании, где, в результате несчастного случая на производстве, был травмирован, приобрел инвалидность второй группы (шестьдесят процентов недееспособности) и с того времени получаю положенные мне соответствующие пособия. Последние десять лет я прожил в Я-ске, но год назад переехал в N-ск, а как только выплаты моей пенсии перевели в ваше отделение пенсионного фонда, их сократили в три раза.

Майский почти дословно повторил то, что несколько минут назад озвучил Литовской. Зачастую снова и снова отправляемый к кому-нибудь, кто «точно сможет помочь», он иногда проходил с одним вопросом и по десять чиновников в день и взял за правило запоминать разговор, чтобы потом заново на ходу не подбирать слова. К тому же в этом случае он с каждым разом все четче и лучше формулировал свое обращение, что также было несомненным положительным следствием такой привычки.

В этот раз Майский говорил спокойнее и не горячился, как у Литовской. Отчасти это было вызвано тем, что, пока он сидел в ее прохладном кондиционируемом кабинете, рубашка на нем успела обсохнуть от пота, да и воздух был легче, чем в коридоре, и он почувствовал себя значительно лучше. Но в большей степени на конструктивный диалог его настроил внешний вид встретившего его чиновника. В отличие от Литовской, откровенно выказывавшей по отношению к Майскому неприязнь и раздражение, Белокобыльский слушал его очень внимательно, приподняв в своей исключительно манере брови, отложив все бумаги и полностью сосредоточившись на посетителе.

— Вообще, как только я ушел на пенсию, и мои выплаты перевели в государственный пенсионный фонд, их размер постоянно снижался, — продолжал Майский. — Еще в Я-ске я обратился в суд, и в результате было вынесено постановление, согласно которому моя пенсия не может быть ниже пятнадцати тысяч рублей.

— А с кем у вас состоялся суд? — еще сильнее заинтересовался Белокобыльский и даже при этом подался телом несколько вперед.

— С Я-ским отделением пенсионного фонда.

— У вас судебное постановление с собой? — спросил пожилой юрист, смотря на папку, которую принес с собой Майский.

— Да.

— Могу я на него взглянуть?

— Конечно, — покопавшись немного в папке, Майский протянул Белокобыльскому несколько сшитых листов. — Вот оно.

Белокобыльский взял постановление и стал внимательно его изучать.

— А какой у вас сейчас размер пенсии? — снова обратил он свой взгляд на Майского, выказывая явную заинтересованность.

— Пять тысяч, — ответил Майский, на что Белокобыльский несколько раз понимающе кивнул и опять вернулся к изучению постановления. — Сократили в три раза — до этого была пятнадцать тысяч.

— Давно вы не работаете?

— Больше четырнадцати лет, — вымолвил Майский, понизив голос и как бы оправдываясь, но после небольшой паузы, вдруг снова загорелся: — Я не говорю о том, чтобы восстановить мою пенсию на первоначальный уровень, до того, как ее начали урезать в Я-ске, но то, что сделали здесь — просто непостижимо. В постановлении все четко сказано. Это прямое нарушение судебного решения. Просто издевательство какое-то!

— Да, действительно, все так и написано, — произнес Белокобыльский, протягивая ему назад постановление. — Но чтобы дать вам хоть какой-то вразумительный ответ, мне потребуется официальное заявление от вас (образец вы найдете напротив моего кабинета) и определенные документы, которые необходимо будет приложить к заявлению, — с этими словами Белокобыльский открыл тумбочку своего стола и, порывшись внутри, достал небольшой листочек, похожий размерами на памятку, на котором мелким шрифтом был напечатан какой-то длинный список.

Майский взял памятку. В ней перечислялись самые различные справки, документы и выписки, всего более двадцати пунктов и все хорошо ему знакомые.

— Я смогу их собрать никак не раньше октября, — проговорил Майский, вопросительно посмотрев на Белокобыльского.

— Хорошо, — по виду даже обрадовавшись этой новости, ответил Белокобыльский. — Я как раз к тому времени подниму документы по вашему делу и постараюсь в общих чертах разобраться в ситуации, — заключил он, сложив на столе руки и внимательно уставившись на Майского.

Всем своим видом Белокобыльский как бы говорил сейчас: «мне пока что нечего добавить, так что если у вас тоже нет больше вопросов ко мне, я думаю, нам можно уже и закончить». Но, несмотря на этот посыл, который столь явно угадывался в нем, в выражении его лица не играло ни одной, даже самой маленькой нотки усталости от посетителя: оно оставалось по-прежнему приветливым и открытым, так что, казалось, если бы сейчас у Майского нашлось бы еще с десяток вопросов, то