В приискивании денег для дальнего монастыря заключаются для богомольного православного люда первые тяжелые испытания, когда, с одной стороны, голос совести понуждает поспешить исполнением обета, а обидная нужда и безысходная бедность безжалостно заставляют медлить и откладывать не только на месяцы, но и на целые годы.

- Давно уже вас угодник Божий ожидает, - с ласковым упреком, но с полной уверенностью имеют право говорить всякому из таких монастырские настоятели свою обычную фразу, в смысле которой простодушные верующие всегда готовы видеть прозорливость.

Собранные деньги бережливостью в заработках, чаще займом, еще чаще доброхотными вкладами соседей, обеспечивают путь и ведут на новые испытания, так как дальнее богомолье обязывает сборами на последнее зимнее время ко вскрытию рек или на суровое осеннее, к началу зимних морозов. И вот, на первые опыты испытания в вере, эти зимние дороги в трущобных лесах, где двум встречным нельзя разъехаться, где и спросить не у кого о том, куда идти, и по целым дням негде обогреться. В глухих лесных местностях народ жильями своими удалился к рекам, оставив длинные и широкие волока совершенно пустынными и необитаемыми.

В самом деле, только со слепой верой и твердой надеждой можно осиливать эти сугробы и обходить эти ухабы и всякие ямы, по колена, а иногда и по пояс в снегу, наталкиваясь на одинокие лесные избушки, более похожие на утлые деревенские баньки. Угару в них много, угрева самая сиротская. Этими неизвестно кем выстроенными и потому никому не принадлежащими приютами может пользоваться всякий, не испрашивая позволения: затем ими и застроены все бесконечные глухие дороги в беспредельных трущобных лесах, затем же и приспособлены к ним разные благочестивые обычаи.

В них ранее прошедшие оставляют кое-что из съестных припасов, кое-какую посуду и всегда - трут и кремень. Конечно, всего этого немного; все это большею частью что-нибудь соленое, замороженное и зачерствелое, но уже до роги избушки и тем, что можно в них затопить печь, обогреться, отдохнуть и переночевать. Все же лучше, чем с опасностью хвори и ознобов ложиться в яму между пнями и снегом на проталине под деревьями, где обыкновенно снег не прилипает, или прямо зарываться в снег, пробивая палкой лишь одну отдушину и закапывая ноги так, чтобы было им тепло и удобно, или, наконец, усевшись под деревом и опершись в него плечами, дремать в полузабытьи час-другой и, почуяв в теле озноб, снова вскакивать, брести дальше, не разбирать ночи.

Надежда, подкрепленная верой, выводит страдальцев-странников на селения и на верующих.

Из ближнего дома первой высыпавшейся на поляне деревушки слышится голос:

- Кого Бог несет?

- Богомолец, к Соловецким.

- Заходи, переночуй.

Кормит добрый человек до отвала, подчует водкой.

Собирается прохожий в дорогу, хочет уходить - опять просят поесть на дорожку. Хочет он деньги платить за угощение - ничего не берут, а еще предлагают свои копеечки - поставить угодникам свечку, вынуть просворку и за них, грешных, там помолиться.

Охотливо даются и берутся эти копеечки и как милостыня, подспоряющая благочестивому подвигу и пособляющая на тот случай, когда невозможен расчет и нелегка предусмотрительность .

Мирским даянием удается многим бережливым достигать самых дальних целей богомолья именно потому, что богомольцы в пути сливаются в народном представлении с нищей братией. А этим, по свидетельству умилительного народного стиха, сам Христос, возносясь на небо, не оставил ни гор золотых, ни рек медвяных, ни садов-виноградов, ни яблок кудрявых, ни манны небесной, а дал одно только свое святое имя Христово.

С тех пор стали им милостыню подавати,

Всякий их приобует и приоденет,

Хлебом-солью напитает,

Всякий их от темной ночи оборонит,

Путь-дорогу указует.

Стали они сыты и одеты,

Обуты и теплом обогреты

И от темной ночи приукрыты.

Малые лесные дороги выводят на большие и мимо мелких деревень на крупные и людные селения.

Здесь пристают новые товарищи, которые идут с той же целью и в то же место, но некоторые бредут с большей опытностью, а потому с добрым руководящим советом.

У богомольцев, неприметно для них, плотится артель, которая сообща и начинает воевать и отбиваться от новых невзгод и притеснений, которые в особенном множестве скопляются там, где пошла прямая и нахоженная людская дорога. Здесь богомольцы - оброчные люди: на них начинают смотреть уже как на денежных плательщиков и потому с нетерпением ждут их в урочное время, заготовляют и предлагают им всякую помощь за разменные деньги. Неопытным здесь можно заблудиться и потеряться вернее, чем в дремучем лесу: в артели легко идти стена на стену и отбивать всякий шаг и защищать всякую копейку.

Повеяло весной. Вскрылись реки.

Предлагают богомольцам нанять большую лодку, на которой можно плыть вплоть до морских монастырских судов, и место на лодке для каждого тем дешевле и выгоднее, чем многолюднее артель и чем неудобнее можно всем разместиться. Предлагают и так, что, если кто хочет плыть «тягуном», то есть желает исполнять всякие черные на судне работы, выходить по нужде на берег и тянуть лямку, тот может плыть даром и получить еще хозяйские харчи. Кто хочет плыть «леженцом», с того требуются только деньги, и никаких посторонних услуг, но зато и не дается никаких особенных преимуществ, кроме тех, что можно спать, если удастся улечься, можно согреваться, если есть во что. Одна артель приходит здесь на выручку: согласная складчина кормит ухой и свежим хлебом, взаимный договор оберегает от неожиданных и нерассчитанных затруднений и неприятностей.

Всякая артель требует заповеди и за нарушение ее по общему уговору кладет взыскания хотя бы в таком старинном смысле:

Котора калика заворуется,

Котора калика заплутуется,

Которая обзарится на бабицу

(Кто пустится на женский блуд),

Отвести того добра молодца во чисто поле,

Копать ему ямище глубокое,

Зарывать его во сыру землю по белым грудям,

Чист-речист язык вынять теменем,

Очи ясныя косицами,

Ретиво сердце промежду плечей.

Положение богомольцев в артелях отчасти улучшается и облегчается, но испытаниям еще далеко не конец даже и на тот раз, когда принимают богомольцев казенные монастырские суда и под ногами разверзается непривычная морская бездна, всякой весной бурливая, беспокойная и страшная множеством смертей, от представления которых замирает сердце и вступает в ум греховная мысль раскаяния и сетования на себя самого.

Зато сколь учащены поклоны