молебен собором и обедню служити о нашем здравии, а по моих родителях преставльшихся по памяти петь панихиды и обедню служити, а на братию корм большой и милостыня».

Крестьяне были довольны. Монастырь стал еще быстрее богатеть и входил в ту силу, когда под его защиту стали приписываться малые монастыри, разграбленные окрестными жителями, удельными князьями и разбойниками.

Ни тяжелые времена лихолетья, ни отписка монастырских крестьян в экономические не потрясли монастырских богатств. Он оставался настолько же сильным, что мог продолжать оказывать народные и государственные услуги. Новые настоятели целыми неделями принимали имущество и описывали только одни церковные сокровища: Божие милосердие в окладах и с прикладами, венцами, цатами и пеленами, с каменьями и жемчугом на тех, других и третьих; в казне: деньги, серебряные сосуды, кубки, братины, ковши, золотые и серебряные чарки; на погребах и ледниках - котлы, противни, сковороды, блюда и ставцы; в сушилах - хлебные запасы; на конюшенных дворах - лошадей, на воловых - волов и коров, и всякий мелкий скот, и «хлеб, рожь и яровое, молоченой и стоячий, в земле сеянной».

Укрывая пришлого, монастырь помогал и ближнему: делал незабвенные услуги и совершал великие государственные и народные подвиги в тяжелые годы голодовок и вражьих нашествий, во все до сих пор памятные народу лихолетья.

Захудавший деревенский хозяин брал всякий хлеб из обильных запасов «на семены и емены» в ссуду, с отдачей после уборки полей и по своему выбору и желанию, с кабалой на монастырские работы в определенные сроки.

Всякий, истощенный вконец до бессилия и искалечения и до скитальческой нищеты, мог находить посмертную угреву в богаделенных хатах и во всякий день готовую трапезу в большом притворе трапезной церкви, посреди назидательного чтения из жития святых странноприимцев, целителей и ходатаев за великие народные нужды перед сильными земли.

Обездоленный несчастьями и неудачами в жизни до насильственной смерти, строго порицаемой православной верой, мог рассчитывать на монастырские божедомки и усыпальницы, беззаветно принимавшие их в сырую могилу, над которою раз в году совершалась общая служба и возносились примирительные молитвы. Малые дети и бездомовные сироты садились в школы и получали наставления в Божием слове и церковной грамоте, приурочивались безразлично и к мирской жизни, и к монастырской службе по их желанию и произволу.

В тяжелые годы вражеских нашествий под монастырскими стенами разрешались последние споры и всего чаще здесь же разбивались неприятельские надежды и стремления.

С монастырских имуществ собирались сверхсметные дани на случай татарского выхода. Из монастырских сокровищ уделялись большие дачи на наем ратных людей; отдавалось на пользу отечества все, что было ценного и пригодного: снимались и ризы с икон и самые иноки превращались в воинов. Бесчисленные заслуги монастырей увековечились в народной памяти и любви настолько твердо, что монастыри стали считаться святыми местами, основатели и устроители их - народными благодетелями и по смерти своей защитниками и заступниками.

Несмотря на все превратности времени и исторических судеб, до наших дней на пространстве земли нашей убереглись десятки старинных обителей, к которым, по старине, тяготеют ближние и дальные как к религиозным центрам, и не меньше десятка таких монастырей, которые пользуются всенародным высоким почитанием и неизменной и нерушимой любовью в такой мере, что ежегодно привлекают к себе тысячи богомольцев. Чем древнее обитель и более уберегла она святыни, чем заслуги ее в народной жизни ценнее или многообразнее, тем посещения многочисленнее.

Стремлений и усердия ничто не сдержало, и народной веры никто не поколебал: ни люди в ангельском чине, не совладавшие с грехом и соблазном по человеческой немощи и слабости, ни ослабление помощи и уменьшение заслуг обители, когда по воле новых царей изменялись права, уменьшалась власть и влияние монастырских властей.

Нарушали старцы обеты целомудрия и воздержания, переменяли прежний монастырский устав: привозили к ним вино горячее, сами они сытили и квасили медвяные квасы, и то пьяное питье пили и пьяными на народный соблазн по двору шатались и валялись на глазах всех, к посрамлению святого места. В том пьянственном обычае иные священники и клирошане и простая братия закоснели. Оттого происходили вражда, и мятежи, и всякие неустройства; соборные старцы держали у себя многих учеников и под начало священникам и доброго жития престарелым старцам их не отдавали, а жили с ними в монастыре кельями и заговором.

По старине судил эти дела сам царь. Писал он грамоты, посылал строгих настоятелей с строгим наказом «смирять монастырским всяким смиреньем, смотря по вине, кто чего дождется, чтобы впредь того не было»; но грех был неуступчив и упорен: стихал он при строгом и возрождался при новом слабом игумене.

Долготерпеливый и мягкий сердцем, народ сохранил в памяти имена строгих строителей, но монастырские видимые и крупные грехи отпустил и не запомнил. Излюбленное место по-прежнему почиталось святым. Остались следы грехов только в царских грамотах да в сказаниях, записанных грамотными. Только им обязана история, что вместе со строгими сохранилась память и о злых, и, между прочим, о таком, который хозяйничал и в описываемой нами обители.

Про себя он придумал роскошный образ жизни: умывался не иначе как кипяченой и процеженной сквозь тонкое полотно водой; от своей кельи в ограде до братских келий и церкви ездил на лошади, хотя бы то было и летнее время. Ел он ячменный хлеб из зерна, кожицу которого соскабливали ножичком нарочно приставленные к тому делу женщины и девицы. Зерно мололи на мельницах, нарочно для этой цели устроенных, и всякий день пекли булки и хлебцы свежие; уху варили не иначе как из живой рыбы и лапшу на сливках. Про монастырских крестьян выдумал он свои новые правила. Обманом и лестью уговорил он их сменить денежный оброк на изделье и, когда взял с них в том подписку, начал обременять возкой дров, сена, круглых бревен и песку и довел до крайней нищеты и отчаяния. При помощи подкупленных подьячих, которых одаривал и подкармливал, выбылых по указам крестьян и бобылей снова обращал в монастырских служителей. Монастырь опять начал быстро богатеть, но крестьяне стали жаловаться: главных челобитчиков выбили кнутом, вырвали им ноздри и 50 человек послали в каторгу.

Остроумный летописец присоветовал петь настоятелю: «Мученицы твои, Господи, плетьми у меня во обители пострадавший» - и занес это сказание на память потомству.

Незлопамятный народ и этих напастей не упомнил, хотя испытал на самом себе и вынес беды на своих плечах.

Утоления печалей, утешения в скорбях, исцеления в болезнях и мира душе ищет он там, где указывают на то предания и примеры, не