Катерина, — А то, право, неловко: вы сидите, а мы с Андреасом вкушаем… И, прошу вас, оцените вино! Такого вы больше нигде не найдёте! Вот так… Значит, кузина прочла письмо?

— Да.

— И куда она его потом дела?

— Э-э-э? — явно растерялся монах.

— Я спрашиваю, куда моя кузина положила прочитанную бумагу? Вы были вдвоём…

— Втроём! Ещё была служанка, которая прислуживала!

— Пусть втроём. Но за столом вы сидели вдвоём! Вы не могли не заметить, куда Александра положила прочитанное письмо! Так, куда же?

— Э-э-э… она положила его в шкатулку! — монах ещё ниже склонил голову, пряча взгляд.

Между прочим, отличный приём, если вы хотите скрыть свои мысли. Глаза — это как омуты, ведущие в глубину души. Но хорошенько приглядевшись, можно рассмотреть в этих омутах даже песчинки, которые осели на дно! Во всяком случае, так мне говорил мой наставник, Фарн.

— В эту шкатулку? — Катерина указала на ту самую шкатулку, которую мы видели в руках Александры в подземелье. Теперь она, несколько кривовато, стояла на краю комода.

— Да.

— Правильно… Именно так мне рассказала и служанка, которая вам прислуживала. Но вот, что интересно: теперь шкатулка пуста!

Катерина встала, открыла шкатулку и перевернула её. Шкатулка и в самом деле была совершенно пустой.

— Вы можете объяснить, куда делось письмо из шкатулки?

— Откуда же мне знать?..

— Да или нет?

— Нет.

— Но именно вы оставались наедине с покойницей! Когда кузине стало плохо, вы отправили служанку за доктором, а сами остались, пытаясь оказать ей помощь. Служанка убежала, а вы какое-то время были наедине. Александра умерла. А бумаги из шкатулки пропали. И вы не знаете, где они…

— Это было не совсем так!

— А как же?

— Я действительно пытался помочь вашей кузине. В меру моих скромных сил. Я действительно послал служанку за доктором. Но служанки не было буквально минуту! В коридоре она наткнулась на другую служанку и именно её отправила вызывать доктора. А сама вернулась к своей хозяйке. А я всё это время был с пострадавшей! Спросите служанку!

— Я спросила. Служанка утверждает, что когда она убегала, вы поддерживали кузину за шею, и когда она вернулась, вы всё так же поддерживали её за шею… Но вы даже верхнюю пуговку платья расстегнуть не догадались, чтобы облегчить пострадавшей вдох!

— Признаться, я растерялся… Не каждый раз на твоих руках молодые девушки умирают! А расстёгивать пуговки платья? Мне, особе духовного звания?

— Даже ради пользы пострадавшего? Боюсь, вы неверно понимаете слова «оказать помощь», брат Элоиз!

— Я растерялся! — упрямо повторил монах.

— Ну, допустим… Но куда, всё-таки, делись бумаги?

— Не знаю! Когда прибежал доктор, я вышел из комнаты, вместе со всеми. И больше сюда не входил, вот пока вы меня не позвали. Я не знаю, кто посещал комнату после врача! А кто-то же посещал? Вашу кузину нужно было обмыть, переодеть?..

— Да-да, конечно… Да вы угощайтесь, не стесняйтесь! Отведайте куриную ножку! Перед тем, как запекать, курицу маринуют в особом чесночном соусе, отчего вкус становится пикантным… И ещё глоток вина, я настаиваю!.. А вот ещё вопрос: кроме вашего письма, в шкатулке были и другие бумаги. И они тоже исчезли. Про них вы тоже ничего не можете сказать?

— Нет.

— Угу…

Катерина встала, рассеянно подошла к камину и присмотрелась к огню. Быстро взяла щипцы и подцепила что-то в глубине камина. И неторопливо возвратилась к столу.

— Андреас?

Я взглянул. В пальцах девушки виднелся, обожжённый со всех сторон, уголок бумаги, тот самый, с египетскими письменами, который показывала нам Александра сквозь прутья. Я кивнул.

— Вы хоть прочитать что-то успели, прежде чем бумаги в камин бросить? — печально спросила Катерина.

— Нет. То есть, — спохватился монашек, — То есть, «нет» — это в том смысле, что я ничего не бросал!

И он вытер вспотевший лоб.

— Кушайте-кушайте! — Катерина подвинула ему ещё тарелку.

— Но это… грибы!

— Да, — пожала плечами девушка, — Грибы. И что?

— Но…

— Кушайте на здоровье! Вот смотрите: я беру один грибочек на вилку и… ам! Вкусно!

Монах поднял глаза на девушку, встретился с её железным взглядом, вздрогнул, широко перекрестился, и подцепил гриб своей ложкой. И неуверенно положил его себе в рот.

— Вы получили от кузины ответ на письмо? — словно ничего не случилось продолжила расспросы Катерина.

— Ответ не требовался…

— Может быть, вместо ответа было что-то другое? Старые письма, например?

— Нет.

— А в шкатулке, кроме бумаг, было что-то ещё?

— Нет. То есть… В смысле, «нет» — это я не знаю.

— Да-да, я так и поняла…

Дальнейший ужин прошёл в полном молчании. К грибам больше никто не прикоснулся.

* * *

А я понял, почему после ужина с монахом, в моей тарелке была груда костей, в частности, свиных рёбрышек, а в тарелке Катерины сиротливо лежало лишь несколько косточек от куриного крылышка. А потому что потом был ещё официальный ужин с гостями! И я попал в странную ситуацию: пить приходилось много, потому что тостов было огромное количество: и во имя Божие, и в память покойной Александры, и во здравие Катерины, и в честь каждого из присутствующих, и опять во имя Божие… Пить приходилось, а закуска в рот не лезла! Брюхо было уже переполнено. Н-да!.. Предупреждать надо! Делая скидку, что я — балда, и сам не догадаюсь.

Монаха на официальном ужине не было. После нашего, приватного ужина, он смиренно попросил разрешения удалиться.

— Отпустить гостя на ночь глядя⁈ — всплеснула руками Катерина, — В какое положение вы меня ставите, брат Элоиз⁈ Для вас уже приготовлена одна из гостевых комнат!

— Это лишнее, — пробормотал монах, — Я вполне переночую на соломе в конюшне…

— Нет-нет-нет! И слышать не хочу! — притопнула ногой девушка, — Вы переночуете в гостевой комнате, а покинете замок не раньше, чем после утренней службы!

Монаху ничего не оставалось, кроме как склониться в поклоне.

Я прихлёбывал вино, в тщетной надежде, что тосты скоро кончатся, и раздумывал, почему Катерина не отпустила монаха восвояси? Вывод напрашивался только один. Катерина хочет убедиться, что монах не припрятал часть бумаг за пазухой, что все их бросил в камин. Потому что никому, кроме монаха, не придёт в голову открывать хозяйскую