— Скорее, монна Росси, пока следы свежие. Надеюсь, вы не упадёте снова в обморок? — спросил он негромко.

— Надеюсь, что нет, маэстро, — ответила она так же тихо, ухватилась за его ладонь и выбралась, подбирая другой рукой полы плаща.

Она немного пришла в себя, и сейчас увиденное во сне приобрело совершенно новые грани.

Синьора делла Скала знала Джино Спероне! Не просто знала…

Это зеркало в её комнате, оно явно непростое. И что бы там ни говорил синьор Лоренцо о последних осколках, никакой он не последний! О, Серениссима, как же всё запутано! И ей бы стоило рассказать обо всём маэстро, но что-то не давало это сделать.

Может быть, предостережение мамы Ленары о том, что ей стоит бояться Короля Воды?

«…Мужчина, речи которого подобны изменчивой воде…»

Кто этот Король Воды? Синьор Лоренцо? После вчерашней ночной беседы это было очень даже вероятно.

Или может быть это… синьор Райнере делла Скала?

И она решила пока вообще держать язык за зубами, посмотреть, как всё будет дальше.

Пока маэстро разговаривал о чём-то с командором Альбано, Дамиана медленно направилась туда, где лежало тело. Убийца не слишком удалился от набережной — пару шагов, может чуть больше. Констебли поставили вокруг тела фонари, чтобы получше осветить место преступления, и сейчас на брусчатке кампо Базилико девушка, полностью покрытая лепестками королевской магнолии, выглядела до жути зловеще. Чтобы ветер не унёс лепестки, в каждый из них убийца поместил ещё и пустую раковину золотистого моллюска. Эти раковины на рынке Пескерия часто отдают по два сантима за корзину. Горожане подсыпают ими болотистые места или фундаменты домов. Эти раковины тяжёлые и прочные, и поэтому ветер унес в канал лишь несколько лепестков.

И первое, что подумала Миа — убийца предусмотрел всё, даже ветер. Он умный и явно не из трусливых, и она поёжилась от ощущения нехорошего предчувствия. Оглянулась на тёмную громаду базилики. Место выбрано удачно: ночь, ветер, дождь, угол двух каналов, и площадь перед базиликой в такой час совершенно пуста. Дома далеко, поэтому никто ничего не смог бы разглядеть в такую непогоду. Хотя…

Она присела, коснувшись пальцами одного из лепестков. Они были сухими. Тело привезли и положили тут уже после дождя, а значит, совсем недавно. Дамиана встала и обошла его, разглядывая крылья, выложенные лепестками, и ощутила холодок, ползущий по спине, как будто под дождевой плащ забралась струя ледяной воды и потекла по позвоночнику.

Миа оглянулась снова, всматриваясь в темноту, хотя что там можно было разглядеть? Но ощущение того, что кто-то наблюдает за ней из этой темноты, стало почти отчётливым.

Подошёл маэстро, и взяв один из фонарей, принялся тщательно изучать место преступления. А Миа приблизилась и стала наблюдать за тем, как он быстро делает пометки в блокноте и что-то передаёт Жильо, который замер рядом с ним, надвинув котелок на лоб.

Маэстро осторожно отодвинул лепестки с лица и шеи девушки, и Миа впервые увидела всё не так, как было изображено на рисунках в кабинете маэстро. Всё по-настоящему. Ночь, темнота, сырость, ветер, гуляющий в узких протоках города и это тело в жёлтых лепестках. Бледное, будто фарфоровое, лицо, волосы, расходящиеся лучами от головы…

Волосы цвета «розовое золото»…

И на неё разом навалился весь ужас случившегося. Ей почему-то представилось, как она собиралась идти в лавку одна, посреди ночи, когда была зла на маэстро. Кто знает, и она тоже могла оказаться на месте этой девушки!

О, Серениссима! Они должны обязательно поймать этого убийцу!

— Подойдите, монна Росси, — бросил маэстро через плечо, не оборачиваясь. — Что вы скажете об этом?

Он отдал свою трость Жильо и с трудом опустился коленом на мокрый камень площади. Миа взяла ещё один фонарь, поставила перед собой и присела рядом.

— Её привезли уже после дождя, лепестки сухие, — произнесла она тихо. — Убийца даже о ракушках подумал, чтобы цветы не унесло ветром. Место выбрано удачно: в такое время да в такую погоду никто ничего бы не разглядел. А утром… тут ведь базилика…

— … да, тут ведь базилика, верно, — повторил маэстро, достав из специального кошелька длинный пинцет, и принялся убирать им лепестки с рук девушки.

— Вы думаете, место не случайно? — спросила Миа, наблюдая за аккуратными и чёткими движениями рук маэстро.

— Прихожане, идущие к утренней молитве, обнаруживают тело голой девушки в лепестках… Разумеется, это не случайно! Что может быть хуже для моего брата, чем это?! Палаццо Скалигеров за углом!

— Вы думаете, это дело рук синьора Ногарола? — спросила она почти шёпотом.

— Даже для Ногарола это слишком. Альбериго Ногарола хоть и зовётся Альбицийским Волком, но мёртвая девушка у входа в базилику — это на него не похоже.

Миа посмотрела в сторону воды и увидела, как подплыла ещё одна гондола. Синьор Лоренцо выбрался из неё и направился к командору Альбано.

— Что ещё скажете, монна Росси? — спросил маэстро.

Освободив руку девушки от лепестков, он осторожно перевернул её запястьем кверху, и Миа увидела тонкий порез.

— Обескровлена? — спросила она совсем тихо.

— Как видите.

— Кто она?

— Может быть, дочь аптекаря… сестра милосердия из больницы… Смотрите, — маэстро поднёс к её пальцам лупу и фонарь и указал пинцетом. — Жёлто-коричневые следы на кончиках трёх пальцев. Обычно такие следы оставляют настойки, когда берёшься тремя пальцами за горлышко бутылки или склянки. Если делать такое достаточно часто, то следы настоек со временем въедаются в кожу. Ещё это может быть йод… и от некоторых лекарств, если готовить их постоянно, тоже может остаться такой же след. А вот ещё эта странная мозоль… — он указал пинцетом, — и вот этот потемневший участок кожи… Как будто она долгое время делала что-то однотипное. Толкла что-то в ступке, например… Хотя нет…

— Погодите, — Миа тоже встала на колено и наклонилась, — дайте мне ваше чудесное стекло.

Она забрала у маэстро лупу, и подвинув фонарь, наклонилась к руке девушки. Эта мозоль… Она прекрасно знает, от чего она может быть!

Боль ударила в виски неожиданно. Пронзила будто иглой.

Запах подземелья, воска и лампадного масла… А ещё чего-то кислого…

Тот же подвал, что и в прошлый раз, и кровь на полу. В луже крови стоит зеркало, то самое, из её комнаты, зеркало в большой деревянной раме. А к нему лицом стоит женщина, но её лица в зеркале не разглядеть, потому что оно ничего не отражает.

Женщина — патрицианка в платье из рыжего шёлка и плаще с капюшоном, наброшенным на голову. Кровь подбирается почти к носкам её туфель, но она лишь раздражённо убирает ногу и восклицает:

— Я всё равно ничего не вижу!