Явились иммигранты, люди темные и невежественные. Внимательно выслушали, – им сказали, что это совершенно безопасно. Семь иммигрантов и молодая храбрая американская сиделка подверглись укусам заразных стегомия. Из этих восьми зараженных двое иммигрантов и молодая храбрая американская сиделка вышли из госпиталя, застрахованные от повторного заболевания желтой лихорадкой, застрахованные от всех мирских горестей и забот… Они покинули госпиталь ногами вперед, под медленные звуки похоронного марша… Что за тонкий искатель был Уолтер Рид, но как ему чертовски везло с опытами в лагере Лэзира!..

В Гаване поднялась паника, простой народ заволновался, и что можно было ответить этому народу – ведь человеческая жизнь священна! Но тут выступил на сцену младший военный хирург Джеймс Кэррол, суровый искатель и солдат по натуре, – он только что вернулся в Гавану для разрешения кое-каких академических вопросов…

«Мы можем теперь совершенно уничтожить желтую лихорадку, ибо выяснили, как она передается от человека к человеку; но чем вызывается желтая лихорадка?» Вот какой вопрос поставили перед собой Рид и Кэррол, и можно, конечно, считать этот вопрос чисто академическим, но я поставлю его несколько иначе: стоило ли заплатить человеческой жизнью (пусть даже испанского иммигранта) за получение ответа на этот вопрос? Что касается меня, то я затруднился бы ответить, да или нет. Но Рид и Кэррол сказали: «Да!» Начавши эту работу, как солдаты, выполняющие приказ, как гуманисты, рискующие своей шкурой для спасения человеческих жизней, они уже были отравлены ядом искания истины, одной только холодной истины. Они были ослеплены сиянием славы, которая венчает отважных завоевателей неизвестного…

Они были уверены, что тут не было никакой видимой бациллы, никакого микроба, которого можно рассмотреть через самые сильные микроскопы, они искали такого зародыша в печени людей и в легких комаров – и безрезультатно. Но тут представлялись иные возможности – чудесные возможности существования нового вида зародыша, сверхмикроба, недоступного самым сильным линзам, обнаружившего свое существование только убийствами с помощью какого-то страшного, таинственного яда. Такова должна была быть природа зародыша желтой лихорадки. Старый Фридрих Лёффлер – знаменитый усач – нашел уже нечто подобное при заболевании телят ящуром. И теперь Рид с Кэрролом собрались доказать, что микроб желтой лихорадки относится к тому же субмикроскопическому миру.

Так как Уолтер Рид был в это время занят, он послал в Гавану Джеймса Кэррола, который попал в весьма затруднительное положение из-за смерти подопытных больных Гитераса. Гитерас был очень смущен и напуган. Нет, нет, Кэрролу нельзя брать кровь у желтолихорадочных больных! И уж, разумеется, нельзя было пускать на них комаров! Но что было глупее всего – Гитерас не позволил Кэрролу даже вскрывать трупы: это могло вызвать народное возмущение!

«Можете себе представить мое разочарование!» – писал Кэррол Уолтеру Риду, обрушиваясь с негодованием на темноту и невежество населения.

И что же? Вы думаете, эти трудности остановили Кэррола? Не таков был Джеймс Кэррол!

Каким-то необъяснимым способом он раздобыл отменной желтолихорадочной крови и пропустил ее через фарфоровый фильтр, настолько тонкий, что ни один видимый микроб не мог сквозь него пройти. Отфильтрованную жидкость он впрыснул под кожу трем «свежим» иммигрантам (история умалчивает, как он убедил их согласиться на это) и – урра! – двое из них заболели желтой лихорадкой. Значит, желтая лихорадка похожа на лёффлеровскую болезнь телят! Вызывающий ее микроб может быть слишком мал для микроскопа, зато он проходит через мелкопористый фарфор.

Рид пытался остановить его: «Хватит с нас этих смертей», но Кэрролу непременно надо было заполучить зараженных комаров, и каким-то ловким способом он их раздобыл и приступил к своему заключительному, самому отчаянному опыту.

«В случае со мной, – писал Кэррол, – укус одного комара вызвал очень тяжелое заболевание, протекавшее едва не смертельно в течение нескольких дней. Я настолько убедился в том, что тяжесть заболевания обусловливается не количеством укусов, а восприимчивостью данного субъекта, что 9 октября 1901 года в Гаване сознательно пустил на вновь прибывшего иммигранта восемь комаров (все, что у меня было), которые были заражены восемнадцать дней назад. Последовавшее заболевание протекало в очень легкой форме», – заканчивает он с гордостью. Но что, если бы этот больной погиб? – а ведь это легко могло случиться!

Таков был этот самый удивительный из всей этой удивительной команды, и, оглядываясь теперь назад на его отчаянную смелость, на его фанатические устремления в опасные тайны природы, я почтительно снимаю шляпу перед этим дерзким, украшенным очками искателем-воином, бывшим кладовщиком. Это он, Джеймс Кэррол, первым подставил свою руку под укус комара и тем самым показал пример американским солдатам и гражданскому клерку, испанским иммигрантам № 1, 2, 3 и 4, всем остальным – им нет числа… Вспомним, что во время его болезни был момент, когда ему показалось, что сердце его останавливается. В 1907 году, шесть лет спустя, сердце Кэррола остановилось уже насовсем…

7

А за пять лет до этого, в 1902 году, скончался от аппендицита Уолтер Рид, в расцвете сил, но утомленный, очень утомленный, как раз в момент нараставшей мировой славы.

«Я оставляю жену и малютку-дочь… – сказал Уолтер Рид своему другу Кину перед тем, как эфирная маска легла на его лицо. – Такую крошечную малютку…» – бормотал он, когда эфирные пары погружали его сознание в последний сон…

Но, честь и слава американскому народу, честь и слава конгрессу, они назначили Эмилии Лоренс Рид, жене человека, спасшего для страны несчетное количество миллионов долларов, не говоря уже о спасенных жизнях, приличную пенсию в тысячу пятьсот долларов в год. Такие же пенсии были назначены вдове Лэзира и вдове Джеймса Кэррола, и это, конечно, было очень прилично, потому что, как справедливо сказал один из сенаторов, они еще могут сами себе помочь…

Что же случилось с рядовым Киссенджером из Огайо, который одним из первых пошел на этот опыт «во имя науки и ради человечества»? Он не умер от желтой лихорадки. И ему тоже в конце концов была присуждена награда: сто пятнадцать долларов и золотые часы, которые ему вручили в присутствии офицеров и солдат в Колумбийских казармах. Он не умер, но желтая лихорадка вызвала у него неприятное осложнение – паралич ног. И теперь он сидит, считая минуты на своих золотых часах. Но опять-таки, что за удача! У него есть добрая жена, с помощью которой он может все-таки залезать в ванну…

А что же с остальными? Увы, время слишком ограниченно, чтобы останавливаться на остальных, да и, по правде говоря, я не знаю, что с ними сталось. Так собиралась, жила и работала эта удивительная команда, которая дружными, объединенными усилиями добилась того, что сейчас едва ли найдется в мире достаточно желтой лихорадки, чтобы уместиться на шести булавочных остриях.

И старому, испытанному бойцу со смертью Дэвиду Брюсу пора уже взять обратно сказанные им слова: «В настоящее время проводить опыты на людях, к сожалению, невозможно».