«Ну, слава богу», – бормотал Рид, но особенно он благодарил бога за то, что доказал, что эти два парня не иммунизировались от двадцати жарких, зловонных ночей, проведенных в домике № 1.

За эти подвиги Уоррен Глэдсден Джернеган и Леви Э. Фолк получили по кошельку с тремястами долларов – довольно крупной для тех времен суммой.

5

В то время как происходили все эти опыты, Джон Моран, гражданский клерк из Огайо, тот самый, которого Уолтер Рид приветствовал салютом, чувствовал себя обманутым и разочарованным. Он решительно отказался от гонорара; он всей душой стремился отдать себя в жертву «науке и человечеству» и потому подвергся многочисленным укусам серебристых комаров из семейства Stegomyia (так был окрещен этот комар тогдашними зоологами); самые отборные и заразные из них жалили его по несколько раз самым немилосердным образом, но, увы, он не заболел желтой лихорадкой и оставался здоров как бык! Что делать с Джоном Мораном?

«Придумал! – сказал наконец Уолтер Рид. – Вот что я с ним сделаю!»

Рядом с омерзительным домиком № 1 был выстроен другой домик, названный домиком № 2. Это был очень славный и уютный домик! Окна в нем были сделаны в стене, противоположной двери, так что он все время проветривался приятным сквознячком. В нем было прохладно. У стены стояла чистенькая койка, накрытая продезинфицированным бельем. Это был здоровый, гигиенический домик, в котором мог бы прекрасно поправиться даже чахоточный больной. Внутреннее помещение этого домика, от пола до потолка, было разгорожено пополам тончайшей проволочной сеткой, через которую не мог бы пробраться самый крошечный комар.

21 декабря 1900 года, ровно в 12 часов дня Джон Моран (которому присвоена была почетная роль морской свинки в этих опытах) вошел в этот чистенький домик «в одной ночной сорочке и только что из ванны». За пять минут до этого Рид и Кэррол открыли в этой комнате стеклянный сосуд, из которого вылетели пятнадцать самок комара, голодных и алчных, жаждавших упиться кровью, и каждая из этих пятнадцати самок в свое время попробовала крови желтолицых больных в бараках Лас-Анимаса.

В одной ночной сорочке и прямо из ванны, Моран вошел в эту маленькую уютную комнату и лег на койку. Через минуту над его головой послышалось назойливое жужжание, через две минуты он получил первый укус, через тридцать минут был ужален уже семь раз, будучи лишен при этом даже удовольствия прихлопнуть этих противных комаров… Вспомните господина Золя, которого так мучил Грасси. У него, конечно, тоже были неприятные минуты, но все, чем рисковал Золя, – это небольшая атака малярии и добрая доза хинина для ее прекращения. Но Джон Моран! Ну чем он, в сущности, отличался в данном случае от настоящей морской свинки? В 4 часа 30 минут того же дня он снова был здесь для получения укусов, а на следующий день еще раз пришел докормить голодных самок, которые не добрались до него накануне. В другой половине этого домика, отделенные от Морана и комаров только тонкой сетчатой перегородкой, лежали двое других ребят, спокойно проспавших в этом домике восемнадцать ночей.

Что же случилось с Мораном?

В рождественское утро 1900 года он получил наконец долгожданный подарок: голова его трещала, как под ударами молота, глаза воспалились и не могли смотреть на свет, кости ныли. Плохую шутку сыграли с ним комары в домике № 2, несколько дней смерть витала над его головой, но Моран спасся, чтобы прожить остаток жизни в полной неизвестности…

Так Моран добился наконец исполнения своего желания рискнуть «во имя науки и ради человечества»!

Таким образом, он вместе с Фолком, Джернеганом, Куком и другими доказал, что грязный, зачумленный домик (без комаров) был безопасен, а чистенький домик (с комарами) был опасен, да еще как опасен! Таким образом, Уолтер Рид получил наконец ответы на все свои дьявольские вопросы и мог написать обычной для него старомодной прозой: «Основной фактор заражения жилища желтой лихорадкой – присутствие в нем комаров, ранее кусавших желтолихорадочных больных». Это было так просто. Это было истиной. В этом было все! И Уолтер Рид писал жене:

«Двадцать лет я мечтал сделать когда-нибудь хоть что-нибудь для облегчения человеческих страданий.

И моя мечта сбылась! Тысячи поздравлений к Новому году!.. Я слышу, как идут двадцать четыре трубача, торжественным маршем провожая уходящий год!»

Эти славные трубачи, эти громкие звуки марша провожали честного искателя Джесси Лэзира и страшное пугало желтой лихорадки, которую можно было теперь стереть с лица земли… Они дули в свои трубы, эти славные музыканты, чтобы воспеть печальную судьбу, ожидавшую эту маленькую комиссию после коротких часов триумфа…

6

Но вот в Гавану нагрянули люди со всех концов мира с бурными приветствиями в адрес Уолтера Рида, и тут же начались нескончаемые заседания, дискуссии и споры наехавших ученых. Уильям Крофорд Горгас (тоже вполне безупречный человек) отправился в поход по канавам, сточным ямам и цистернам Гаваны, объявив беспощадную войну комару Stegomyia, и через девяносто дней в Гаване не было ни одного случая желтой лихорадки, она была совершенно очищена от нее – впервые за последние двести лет! Это было почти чудом! Но тут объявилась группа ученых профессоров и важных бородатых врачей из Европы и Америки, начавшая во все совать нос, расспрашивать, критиковать, и в одно прекрасное утро пятнадцать этих скептиков собрались в комариной лаборатории Рида. «Все эти эксперименты, конечно, чрезвычайно интересны, но результаты их нужно тщательно взвесить, продумать», – и так далее. В этот момент неожиданно свалилась марлевая крышка со стеклянного сосуда с комариными самками (конечно, это произошло чисто случайно!), и страшные москиты рода стегомия, наполнив комнату, с жужжанием стали носиться вокруг, устремив кровожадные взоры на высокомудрых ученых. Вмиг испарился скептицизм! К черту полетели сомнения! Вон из комнаты бросились высокие служители науки, с треском упала стоявшая перед дверью ширма! Так велика была сила их внутренней уверенности в правоте Уолтера Рида… (Справедливости ради надо сказать, что как раз в этом сосуде комары были не заражены.)

И вот Уильям Крофорд Горгас и Хуан Гитерас, крупнейший на Кубе специалист по желтой лихорадке, достаточно убежденные опытами в лагере Лэзира, стали строить широкие планы практического применения этих опытов – остроумные, но, к сожалению, слишком опрометчивые планы.

«Следует обратить внимание на то, – рассуждали Горгас и Гитерас, – что среди подопытных больных в лагере Лэзира не было ни одного смертного случая. Все они дали типичную картину желтой лихорадки, но все поправились, может быть, потому, что Рид так быстро укладывал их в постель». И они решили продолжать игру с огнем. «Мы будем прививать прибывающим иммигрантам легкую форму желтой лихорадки, ведь это совершенно безопасно: они переболеют и иммунизируются». Вот какие планы они затевали, вместо того чтобы просто и легко уничтожить желтую лихорадку путем войны с комаром-стегомия, который отнюдь не скрывается в потайных местах, а является вполне домашним комаром. «Одновременно мы сможем также подтвердить выводы Рида», – рассуждали Горгас и Гитерас.