Катастрофы реальные и мнимые

В 1964 году планировщик ядерной войны Дэниел Эллсберг, который позже прославился своей несанкционированной публикацией «документов Пентагона»[168], вместе с начальником исследовательского центра корпорации «РЭНД» Гарри Роуэном отправился на просмотр фильма «Доктор Стрейнджлав» – «по профессиональным мотивам». Знаменитый фильм Стэнли Кубрика рассказывает о советской «машине Судного дня» (несколько термоядерных бомб в контейнере «из кобальта и изотопа тория», закопанном в земле и установленном на взрыв от первой вражеской атомной бомбы) и безумном командире авиабазы ВВС США, бригадном генерале Джеке Д. Риппере, который отправляет свои стратегические бомбардировщики в сторону России. Все самолеты Риппера, кроме одного, успевают вернуть на базу; фильм заканчивается тем, что пилот последнего самолета – эту незабываемую роль исполнил Слим Пикенс – летит вниз верхом на водородной бомбе.

Сам доктор Стрейнджлав, которого сыграл Питер Селлерс, объясняет американскому президенту и советскому послу свой план постапокалиптического выживания в глубоких шахтах: кругом распускаются «грибы» ядерных взрывов и звучит мелодия «Мы встретимся снова». Эллсберг писал: «Мы вышли на полуденный солнечный свет, ошеломленные увиденным, и оба согласились, что мы только что посмотрели, по сути, документальный фильм». Больше всего Эллсберга и Роуэна поразило то, насколько точно режиссер фильма воспроизвел сверхсекретную командную процедуру управления ядерным оружием; сценарий, к слову, опирался на роман «Красная тревога» авторства офицера Королевских ВВС Питера Джорджа, который позднее стал одним из сценаристов фильма.

К тому моменту Эллсберг уже осознавал, насколько децентрализованы ядерные силы США, и понимал, насколько это опасно; несколькими годами ранее он объездил энное количество американских военных баз. Он успел прийти к выводу, что ядерная война способна стереть человечество с лица планеты, и потому ужаснулся, когда выяснилось, что старшие офицеры (в одном случае и вовсе простой майор) вправе самостоятельно нанести ядерный удар611.

Эллсберг и Роуэн далеко не первыми среди планировщиков ядерной войны были поражены точностью деталей в «Докторе Стрейнджлаве» и романе «Красная тревога»: за пять лет до выхода фильма их коллега Джон Рубель разослал по экземпляру романа каждому члену Научно-консультативной комиссии Пентагона по баллистическим ракетам.

Даже если забыть о рисках, связанных с поведением религиозно озабоченного командира-психотика, мировая система управления ядерным оружием чрезвычайно нестабильна и подвержена авариям. Почти с самого начала ядерной эры мировые атомные арсеналы, настоящие машины Судного дня, несколько раз ставили планету на грань гибели. В великолепной книге Эрика Шлоссера «Командование и контроль» описаны десятки аварий, от которых волосы встают дыбом: от потери самолетов и ракет с термоядерным оружием до ложных предупреждений о массированной вражеской атаке.

В 1961 году утечка топлива из крыльного бака B‐52 с парой термоядерных бомб мощностью в четыре миллиона мегатонн на борту привела к дисбалансу машины, и самолет свалился в неконтролируемый штопор. Пилот сбросил обе бомбы, предположительно неактивированных; парашют одной бомбы не раскрылся, и устройство погрузилось на семьдесят футов в сырую почву недалеко от Фаро, штат Северная Каролина. Взрыватель и «первичное» плутониевое ядро удалось извлечь, но «вторичный» урановый сердечник, источник высокой мощности, так и не обнаружили. Парашют другой бомбы раскрылся, но при ударе о землю носовой датчик оружия отправил сигнал о подрыве. Этот сигнал прошел последовательно через несколько предохранителей, и не сработали все, кроме последнего.

Взорвись вторая бомба, случился бы «наземный взрыв», после которого количество радиоактивных осадков было бы куда больше, чем после «воздушного взрыва» в Хиросиме и Нагасаки, где мощность оружия составляла менее 1 процента от мощности бомб на борту B‐52. При южном ветре смертоносные осадки накрыли бы северо-восток США и сделали бы непригодной для проживания большую часть Северной Каролины612.

А вот более вопиющий случай: во время Кубинского ракетного кризиса 1962 года чрезмерно энергичный капитан американского эсминца, не подозревавший о том, что советские корабли вооружены торпедами с ядерными боеголовками, сбросил на российскую подводную лодку Б‐59 холостые глубинные бомбы. Командир подводной лодки и ее комиссар очень хотели ответить эсминцу ядерной торпедой, но, по счастью, командующий советской флотилией Василий Архипов тоже находился на борту и отказался одобрить залп. Когда спустя десятилетия этот эпизод стал достоянием общественности, Архипов приобрел широкую известность как «человек, спасший мир»613. В целом советское руководство держало ядерный арсенал на гораздо более коротком, так сказать, поводке. По словам Брюса Блэра из Принстонского университета, ведущего современного специалиста в области контроля ядерных вооружений, «архитектура [российской] системы управления куда более надежная, чем в Соединенных Штатах Америки»614.

И слава богу, как говорится: когда Рональд Рейган стал президентом в 1981 году, он собрал в Совете национальной безопасности «ястребов», которые осознанно и охотно донимали СССР почти непрерывными провокациями. Не реже нескольких раз в неделю Совет отправлял стратегические бомбардировщики к Северному полюсу, а американские истребители угрожали воздушному пространству Варшавского договора или советским границам в Азии. Уильям Шнайдер-младший, заместитель государственного секретаря по вопросам военной помощи, вспоминал: «Советы не могли понять, что все это значит. Эскадрильи вторгались в советское воздушное пространство, на радарах вспыхивали сигналы, подразделения приводились в боевую готовность. Но в последнюю минуту наши самолеты разворачивались и ложились на обратный курс»615.

В других случаях радиолокационные системы выдавали ложные предупреждения о массированных ракетных атаках. В 2.30 утра 3 июня 1980 года, на фоне напряженности времен холодной войны из-за российского вторжения в Афганистан и бойкота Америкой Олимпийских игр в Москве, Билл Одом, военный помощник советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского, разбудил шефа донесением о подлете 220 ракет противника. Бжезинский попросил Одома подтвердить, что американские пилоты уже бегут к своим B‐52 и запускают двигатели, а потом перезвонить; жену он решил не будить – уж если погибать, то во сне. Одом перезвонил спустя несколько минут и доложил Бжезинскому, что количество ракет возросло до 2200 штук. В распоряжении оставались считаные минуты, Бжезинский уже собрался звонить президенту Картеру, но тут Одом связался с ним в третий раз и сообщил, что другие системы не подтвердили атаку. Оказалось, что мир чуть не сгорел в пламени взрывов лишь потому, что кто-то по ошибке запустил обучающий пакет в командной компьютерной системе616.

Чем обильнее ядерный арсенал страны, тем выше риск случайной катастрофы. Гражданским лидерам приходится постоянно сражаться с военным командованием, более заинтересованным в гарантированном запуске ракет, чем в предотвращении случайных запусков; если и дальше обеспечивать первое, это неминуемо повышает угрозу второго. Например, внедрение предохранительных блокировочных устройств (PAL) с восьмизначным кодом и ограниченным количеством попыток активации теоретически призвано предотвращать несанкционированный запуск. Увы, словно для того, чтобы гарантировать, что неправильный код не помешает запуску, военное командование установило легко запоминающийся код «00000000» [169], тем самым лишив идею смысла