образованный британец, датчанин или финн знает об окружающем мире гораздо больше, чем плохо образованный американец591. Велико искушение сделать вывод, что малообразованные люди в США, если сравнивать их с собратьями в других странах, именно поэтому сильно восприимчивы к диспенсационалистским нарративам, которым даже самые «темные» жители остального развитого мира сопротивляются успешнее благодаря лучшему пониманию повседневных фактов.

Восприятие новостей и уровень образования

Журналист Гершом Горенберг высказывает схожее мнение. В конце 1990-х диспенсационалисты выказывали все больше одержимости так называемой компьютерной ошибкой 2000 года; многие думали, что наступление этой даты способно обернуться Апокалипсисом. Верный своим правилам, Хэл Линдси опубликовал практическое руководство по выживанию в конце света под названием «Лицом к тысячелетней полуночи»592. Горенберг пишет:

«Подозреваю, что будущие историки станут изучать период накопления слухов [до 1 января 2000 года] по поводу того очень скучного дня, когда компьютеры так и не вышли из строя как часть культурной, а не технологической истории Америки. Дело не в самом сбое, а в том, насколько трагической была риторика в стране, пропитанной миллениалистскими верованиями, по сравнению с менее религиозными обществами в других странах Запада»593.

Глубоко моралистический диспенсационалистский нарратив конца света чреват социальными издержками. С публикации книги историка Ричарда Хофштадтера «Параноидальный стиль американской политики» ярко выраженная склонность населения страны к вере в конспирологические теории находила все больше подтверждений. Недавнее исследование политологов Дж. Эрика Оливера и Томаса Вуда продемонстрировало, что восприимчивость к конспирологическим теориям наиболее надежно определяется следующими тесно взаимосвязанными факторами. Во-первых, это вера в нарративы последних времен, а во‐вторых, это склонность трактовать человеческое бытие в духе манихейского учения о борьбе добра и зла, каковая характерна для евангелического, в особенности для диспенсационалистского богословия: это склонность верить, будто мы и такие люди, как мы, олицетворяют добро и свет, а те, кто с нами не согласен, состоят в союзе с дьяволом. Оливер и Вуд отметили, что люди правых убеждений тяготеют к вере в диспенсационалистские нарративы о сатане и Боге, а люди левых убеждений предпочитают нарративы о незримых светских силах, в частности, теории заговора применительно к событиям 9/11594.

Человека называют обезьяной, склонной к бездумному подражанию и предпочитающей нарративы фактам; хуже того, человек – это обезьяна, склонная к моральному осуждению других, а порой она превращается в манихейского зверя, нагромождающего запутанные и смехотворные теологические построения, чтобы польстить себе и демонизировать остальных. Манихейское мышление свойственно обоим (крайне правому и крайне левому) флангам политического спектра, для истинно верующих с обоих флангов нет ничего необычного в перебежках то туда, то сюда, ибо они привержены «серийным убеждениям». Адольф Гитлер утверждал, что не преуспел в обращении в нацизм профсоюзных деятелей или социал-демократов, зато легко добивался своего с коммунистами: «Я распорядился… немедленно принять в партию бывших коммунистов»595. Совсем недавно многие видные неоконсерваторы, те же Ирвинг Кристол, Натан Глейзер, Альберт Волстеттер и Сидни Хук, были убежденными марксистами.

Эволюционные психологи выдвинули гипотезу о том, что манихейское мышление, вероятно, возникло из потребности в сплоченности племен в ранних обществах охотников-собирателей. Племя выигрывает, если его члены альтруистично относятся друг к другу и, что важнее, ненавидят другие племена. Психологи называют эту дихотомию (внутри / вовне) «группируемостью», подразумевая поведение, которое исходит из представления о том, что собственное племя воплощает в себе множество добродетелей и пользуется благосклонностью божеств, а другие племена олицетворяют зло и находятся в союзе со злыми силами (в монотеистических обществах – с дьяволом)596.

Классическим примером здесь служит средняя школа с ее разделением учеников на группы высокого и низкого статуса в зависимости от одежды или цвета волос; у тех, кто ставит себя выше, быстро возникает презрительное отношение к «нижестоящим»597. В 1954 году социолог Музафер Шериф и его коллеги продемонстрировали аналогичное явление в более элегантной форме, проведя знаменитый (по крайней мере, среди социологов) эксперимент «Пещера разбойников».

Комплексное исследование охватило двадцать два мальчика, почти все в возрасте одиннадцати лет, из бойскаутского лагеря в изолированном и лесистом государственном парке «Пещера разбойников» в Оклахоме. Шериф отбирал кандидатов с психологическими проблемами из неполных протестантских семей. Средний IQ этой тщательно отобранной группы был намного выше среднего (112); что немаловажно, никто из мальчиков не знал друг друга до того, как они встретились в лагере.

Эксперимент проходил в три этапа. Сначала Шериф разделил мальчиков попарно в точном соответствии их увлечениям и навыкам, будь то спорт, кулинария или музыка. Для того чтобы в каждой группе наверняка имелись нужные для сравнения навыки, он далее поделил пары случайным образом и создал две группы по одиннадцать человек.

Первую неделю обе группы по отдельности участвовали в обычных занятиях детей в летнем лагере – купались, ходили в походы и занимались спортом, но также им давали задания по решению проблем с продолжительными обсуждениями, выработкой стратегии и различными формами сотрудничества (приготовление еды, установка палаток, возведение веревочного моста). Обе группы не знали, что рядом трудятся конкуренты. К концу недели они выбрали себе имена – одни назвались «Гремучками», другие «Орлами», а Шериф попросил изготовить для ребят рубашки и флаги с эмблемами групп.

На втором этапе «Гремучки» и «Орлы» совместно участвовали в многодневном состязании («война цветов» [166], знакомая многим ветеранам летних лагерей). В отличие от типичной «войны цветов» победившая команда получила награды: медали, кубок и необычные складные ножи, которые им прилюдно вручили за едой. Проигравшая команда не получила ничего.

Почти сразу обе группы начали насмехаться друг над другом; «Орлы» сожгли флаг «Гремучек» и порвали в клочья второй флаг, а «Гремучки» в ответ устроили жестокий ночной набег. Экспериментаторы вмешались только тогда, когда «Гремучки» пригрозили забросать обидчиков камнями. Обе группы обнесли свои территории знаками «Держитесь подальше», а ночные рейды теперь случались регулярно.

Почти сразу стало заметным хрестоматийное деление на своих и чужих: противников дразнили «вонючками», «хвастунами» и «неженками» и отказывались есть вместе с ними в столовой598. Даже после того, как состязание завершилось победой «Орлов», обе группы продолжили держаться особняком, демонстративно избегая смешения. Когда ребят приводили в столовую, «Орлы» обычно пропускали «Гремучек» вперед со словами «дамы первые». Шериф тщательно изучил мнения мальчиков друг о друге и установил (вполне ожидаемо), что своих товарищей по группе они ставят и ценят куда выше, чем соперников.

На третьем этапе, который начался вскоре после завершения состязания, Шериф стал изучать способы ослабления «группового» поведения, сформированного на предыдущем этапе. Когда обе группы собирались за едой или, например, ради пассивного развлечения (просмотр кино и пр.), антагонизм сохранялся. Шериф стал поручать группам совместную работу над