Костя оглядел шатры с чувством благодарности к строителям. Всего было установлено пятнадцать шатров, когда по плану было оговорено всего лишь десять. Этот лишний простор был вдвойне ценен, ведь, несмотря на напряжённость ситуации, лагерь был достаточно просторным, чтобы у каждого было личное пространство. Строители, несмотря на трудности, сделали невероятное количество работы за короткое время, и за это Костя был им благодарен.

После того как все из нижней части города были устроены, группа Кости приступила к размещению больных из верхней части. Здесь дело было посложнее — заболевших было гораздо больше. Десять шатров были выделены для людей из верхней части города, и, хотя количество заболевших значительно превышало предполагаемые нормы, лагерь был спроектирован так, чтобы разместить всех без существенных нарушений.

Каждый шатёр был разделён на несколько зон, и именно тут, среди людей с различными статусами, Костя чувствовал всю тяжесть своей работы. В одном шатре могли оказаться не только простые горожане, но и люди с высоким положением, привыкшие к роскоши и личной свободе. Убедить их принимать новые условия было гораздо сложнее, но Костя знал, что всё это — часть работы.

Костя был уже глубоко уставшим, но его глаза оставались настороженными. Он наблюдал за каждым шагом, чтобы в лагере не возникло конфликтов, чтобы все, независимо от статуса, чувствовали, что они в безопасности.

Оля и Пётр помогали в организации. Они ободряли людей, успокаивали тех, кто чувствовал себя потерянным, и направляли их к нужным шатрам. Пётр, со своей твёрдостью и опытом, был, как всегда, опорой для всех.

— Всё будет хорошо, — говорил он, обращаясь к группе, — но нам нужно работать слаженно, не терять голову.

Группа, несмотря на усталость, слаженно продолжала свою работу, и лагерь постепенно наполнялся жизнью. Костя понимал, что этот процесс — не просто доставка людей в безопасное место. Это был этап нового этапа жизни для всех, и нужно было сделать всё, чтобы сохранить порядок и уверенность среди тех, кто оказался здесь.

Вдали уже светало, и лагерь наполнился первым утренним светом. Костя и его группа, как и всегда, оставались на страже.

В лагере, несмотря на все усилия организаторов, царила непростая атмосфера. Пациенты, некоторые из которых были сильно встревожены, а другие, наоборот, — подозрительно спокойны, столкнулись с неведомым и необычным для них опытом жизни в карантине. Лекари и слуги, с другой стороны, были на грани изнеможения, но их работа всё равно продолжалась, как бы тяжело ни было. Взаимодействие между всеми участниками этой драмы часто приводило к напряжённым и многослойным диалогам.

Костя и Пётр стояли у шатра, где находились заболевшие из верхней части города. Они обсуждали текущие вопросы с распределением людей.

— Пётр, как ты думаешь, хватит ли нам этих шатров? — спросил Костя, не скрывая усталости в голосе. — Если учесть, что заболевших гораздо больше, чем мы ожидали, места может не хватить.

Пётр, несмотря на всю тяжесть ситуации, оставался спокоен.

— Места достаточно, Элиэзер. Но тут всё зависит от того, как быстро мы сможем организовать процесс. Картину ещё нужно держать под контролем, особенно среди верхних слоёв. Там, где богатые — там и проблемы. Они не понимают, что это не просто временные неудобства.

Костя кивнул, понимая, о чём идёт речь. Многие из богатых пациентов были в шоке, и не все они верили в необходимость карантина. Некоторые пытались протестовать, другие — задавали вопросы с очевидной недовольной ноткой.

Оля, подходя к группе, тихо вмешалась:

— Я только что разговаривала с одной из женщин из верхней части города. Она всё ещё не понимает, зачем её уводят в карантин. Убедить её не просто. К тому же, её муж сдерживает людей, требует, чтобы их отпустили домой.

Костя тяжело вздохнул.

— Мы не можем позволить себе уступать, — сказал он, его голос был решителен. — Если не заберём их сейчас, завтра они могут уже быть источником распространения. Мы находимся на грани, и нам нужно следить за каждым шагом.

Пациентка, женщина лет сорока, которая только что пришла в лагерь, подошла к ним с просьбой. Её взгляд был полный растерянности.

— Но я не могу оставить мой дом! — сказала она с дрожью в голосе. — Там осталась моя дочь, она совсем маленькая, и никто не знает, как она там.

Костя сделал шаг вперёд, стараясь успокоить её.

— Я понимаю ваши переживания. Но, поверьте, это наилучшее место для вашей безопасности и безопасности вашей дочери. Если вы останетесь в своём доме, это будет опасно. Здесь вам предоставят всё необходимое, чтобы быть в безопасности. Мы позаботимся о вас.

Женщина сжала губы, и в её глазах появилось беспокойство, но она кивнула, соглашаясь.

— Ладно, я пойду, но только если мне разрешат отправиться обратно как можно скорее.

Костя мягко улыбнулся, показывая, что она не одна.

— Это временное решение. Но пока мы здесь, вам и вашей дочери будет безопаснее. Мы будем следить за состоянием всех.

Молодой слуга, стоявший рядом, подошёл с тревожным выражением лица.

— Извините, господин, но несколько людей из нижней части города требуют объяснений. Они говорят, что не хотят оставаться в этих шатрах и что их права нарушены.

Костя, чувствуя, как уходит последний ресурс его терпения, посмотрел на Петра.

— Пётр, иди с ними, разъясни ситуацию. Я не могу больше тратить время на переговоры.

Пётр кивнул, его лицо оставалось строгим, но спокойным. Он подошёл к группе людей, которые продолжали обсуждать свои недовольства.

Оля, наблюдавшая за всем происходящим, тихо сказала Косте:

— Они все переживают, но если мы не будем действовать жёстко, это станет настоящей проблемой.

Костя оглянулся на неё и с лёгким усталым взглядом ответил:

— Проблемы не будет, если мы будем решать их, пока они не стали большими. Мы не можем дать им повода думать, что здесь слабость.

Тем временем слуга с явной тревогой подошёл к группе заболевших, как только Пётр успокоил толпу.

— Господин, все шатры распределены. Последние больные из верхней части города занимают места. Товарищи, вас уже разбудили и обустроили в ваших палатках. Просьба: соблюдайте тишину и не создавайте беспокойства.

Он с готовностью продолжал:

— Я, конечно, понимаю,