в колонию художников. Он умер в 1976 году. Отто Дикс, верный себе, так и не уехал из Германии и после войны вернулся в родной Дрезден. Его искусство и своеобразные политические взгляды принесли ему признание как в Восточной, так и в Западной Германии. Он продолжал заниматься живописью вплоть до самой смерти в 1969 году. Бо́льшая часть его творчества в последние 24 года жизни была сосредоточена на осмыслении раны, которую нанесла самой себе его родина. Остается загадкой, как упрямому художнику, писавшему, в сущности, карикатуры на рейх и на самого Гитлера, удалось выжить при нацистском режиме.

Творчество Доры Маар остается малоизвестным в истории культуры. Писатели, которые хотя бы упоминают ее, склонны называть ее музой Пикассо (в статье Guardian она названа «одной из многих» его муз). Ее картины и фотографии всерьез обсуждают только специалисты, но я надеюсь, что сказанное о ней на этих страницах вызовет интерес к ней за пределами мира искусства и историков культуры. Дело ее жизни заслуживает более справедливой оценки и признания.

В 2017 году был опубликован короткий роман Леоноры Каррингтон, который привлек некоторое внимание: в майском номере New Yorker того же года и в Los Angeles Review of Books появился обзор ее творчества. Надеюсь, теперь ее будут помнить не только как любовницу Макса Эрнста.

Бретон, выступая на митинге, призванном собрать коалицию французских левых сил в 1948 году, продолжал свои попытки по сочетанию социализма с сюрреализмом. Что еще более важно для целей данной книги, Бретон сделал экстраординарное заявление о творчестве более известного писателя из Праги по имени Франц Кафка. Действительно, Бретон, который, несмотря на свое самомнение, а может быть, именно благодаря ему, никогда не разбрасывался подобными заявлениями, назвал Кафку «величайшим провидцем столетия». Он высоко оценил как социалистические симпатии писателя, так и его влияние на искусство.

В посмертном возрождении Кафки во многом «виноват» его старый друг Макс Брод. Он не выполнил просьбу Кафки сжечь все его бумаги, а вместо этого, по словам биографа Кафки Райнера Штаха, «опубликовал все литературное наследие Кафки, которое смог отыскать». Результаты были столь же, а возможно, и более потрясающими, чем поздняя популярность Лавкрафта. Сегодня Кафку можно увидеть на плакатах, футболках и кофейных кружках. В то же время, хотя «Превращение», например, явно много читают и даже включают в программу обязательной литературы во многих учебных заведениях, мало кто отваживается углубиться дальше в его безрадостное творчество. Термин «кафкианский» стал использоваться для обозначения любой странной или тяжелой ситуации. Это несколько неточно. По правде говоря, если вы когда-нибудь столкнетесь с чем-то действительно кафкианским, вам едва ли хватит душевных сил, чтобы это вынести15.

Кафка продолжает оказывать огромное, хотя обычно игнорируемое, влияние на жанр хоррора. Его произведениями непосредственно вдохновлялось творчество Дэвида Линча, особенно в темах крайнего насилия, сверхъестественной враждебности бюрократии и взаимного отчуждения людей, принимающего ужасные физические или психические формы. Линч одно время надеялся экранизировать «Превращение», был даже написан сценарий. Режиссер отдал дань своему увлечению творчеством Кафки в «Твин Пикс: Возвращение» (2017): в кабинете директора ФБР Гордона Коула (которого играет сам Линч) висят две большие фотографии: на одной молодой Франц Кафка, а на второй – гигантское грибовидное облако.

Линч передает ужас Первой мировой войны, частично позаимствованный у Кафки, через труп и его значения. Отрезанное ухо в «Синем бархате» (1986), тело королевы красоты Лоры Палмер, завернутое в пластик в первых сценах «Твин Пикс», и многочисленные двойники, зловещие отражения в зеркалах и неопознанные тела – все это было бы вполне узнаваемо для Мурнау, Ланга, Лени и Вегенера. Творчество и мировоззрение Линча также сравнивали, хотя не совсем убедительно, с творчеством Лавкрафта. Но Лавкрафт как минимум разделяет интерес Линча к сверхъестественным существам, проникающим в наш мир через таинственные порталы, всегда с неоднозначными мотивами и безразличием к человеческим страданиям, что делает их жестокими вершителями судеб персонажей Линча.

Томас Стернз Элиот, по видимости, пребывает на горних высях элитарной культуры – именно там, где он хотел оказаться. Он был бы недоволен попытками указать, насколько близко его творчество к тематике произведений, которые он, безусловно, отнес бы к масскультуре. В 2017 году критик религии и культуры Грег Гарретт опубликовал книгу о зомби в популярной культуре и в качестве одного из первых примеров этого образа упомянул «Бесплодную землю» Элиота. Он назвал эту поэму хорошо известной «многим поколениям скучающих студентов», а также отметил, что она «наполнена подлинной силой и угрозой». Трудно не согласиться с этими утверждениями. Элиот умер в Лондоне в 1965 году. Его прах захоронен в англиканском приходе в Сомерсете, в то время – деревне, к которой Элиот не имел никакого отношения, за исключением того, что его предки, по-видимому, жили там до отъезда в Америку16. Ему было бы очень приятно узнать, что ему посвятили мемориальную плиту в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. Элиот сумел заставить всех забыть, что он родом из Миссури.

Вальтер Беньямин, творчество которого послужило источником вдохновения для этой книги, умер почти 80 лет назад. В последний раз он посетил Берлин в марте 1933 года. Он пришел забрать свою библиотеку, хранившуюся в квартире, отобранной у него нацистами. Нацисты запретили его книги, в том числе ту, которую он опубликовал под псевдонимом, – довольно сухое собрание писем Гельдерлина, Шлейермахера, Канта и Шлегеля, написанных в XVIII веке. Книга прошла цензуру и была опубликована небольшим тиражом в 1936 году, потому что носила многообещающее для нацистов название «Люди Германии». Однако в 1938 году они запретили и ее17.

К тому времени Беньямин нашел пристанище в Париже. К лету 1940 года город попал в руки нацистов, и он бежал, когда немецкая армия вошла в город. Он передал часть материала, над которым надеялся поработать в дальнейшем, литературному критику и искусствоведу Жоржу Батаю. Гестапо изъяло или уничтожило остальные рукописи Беньямина и его книги, устроив обыск в его квартире. Он и его сестра несколько недель скрывались в Лурде, а затем в Марселе. Они знали, что и на территории вишистского марионеточного режима, возглавляемого французскими коллаборационистами, не могут чувствовать себя в безопасности.

Беньямин все больше впадал в депрессию, не зная, что с ним станет; как ни трудно будет это некоторым понять, он был даже не в состоянии смириться с потерей своей драгоценной библиотеки. Он не знал, что друзья в Нью-Йорке, сторонники франкфуртской школы, готовятся к его приезду. Во всяком случае, Макс Хоркхаймер договорился, чтобы Беньямину предоставили должность преподавателя в Гаванском университете. Если бы это случилось, в дальнейшем