один из великих европейских мыслителей-марксистов мог встретиться с молодым Фиделем Кастро и другими лидерами «Движения 26 июля».

Но этого не произошло. Все больше впадая в отчаяние, Беньямин присоединился к группе изгнанников, пытавшихся пешком пересечь Пиренеи и попасть в Испанию. Соединенные Штаты выдали визы ряду политических беженцев, и американские друзья Беньямина позаботились о том, чтобы он оказался в их числе. (Ханна Арендт отмечает, что Соединенные Штаты не включали евреев в категорию «политических беженцев».) Беньямину также удалось получить туристическую визу от испанского правительства, с которой он мог пересечь границу Португалии и отправиться в Америку через Лиссабон. Однако у него не было необходимой выездной визы из Франции, а нацистские холуи из вишистского правительства не хотели вызывать недовольство Берлина. Итак, Беньямин и его спутники отправились в деревню Портбу, где, по слухам, был неохраняемый въезд в Испанию. Фашистский режим Франко, также стремившийся угодить своим нацистским покровителям, закрыл границу в тот самый день, когда прибыл Беньямин. Испанские силы безопасности намеревались вернуть беглецов во Францию на следующее утро18.

В ночь на 26 сентября 1940 года Вальтер Беньямин покончил с собой в маленьком гостиничном номере. По ужасной иронии судьбы проход через Портбу на следующий же день на короткое время был открыт – и остальная часть группы проехала через Испанию в Лиссабон. Вскоре после этого и подруга Беньямина Ханна Арендт прошла через этот контрольно-пропускной пункт на испанской границе.

В отличие от многих своих друзей и коллег, Беньямин считал, что поп-культура, в том числе кинематограф, может обладать революционными возможностями. Но он хорошо знал лицо двуликого Януса массовой культуры: «Нет такого документа цивилизации, который не был бы в то же время документом варварства». Зрители великих художественных фильмов ужасов 20–30-х годов XX века должны понимать, что эти картины были созданы в рамках неприемлемой для человека системы угнетения. Даже система, создающая великие произведения, зависит от трудового вклада миллионов людей, которым эта система приносит неисчислимые страдания. Приведенная выше цитата начертана на каталонском и немецком языках на надгробной плите Беньямина19.

Джеймс Уэйл окончательно ушел из кинобизнеса еще до начала Второй мировой войны.

Он давно надеялся заняться еще одним проектом времен Первой мировой войны, на этот раз основанным на романе Эриха Марии Ремарка «Возвращение», посвященном жизни немецких ветеранов после войны. Уэйл видел в этом возможность переработать некоторые темы «Конца путешествия». Такой шанс у него появился в 1937 году, но фильм превысил бюджет и сильно отстал от графика, а один из актеров погиб в результате несчастного случая на съемочной площадке. Антивоенный посыл фильма означал, что он никогда не выйдет в прокат в нацистской Германии, и студия без ведома Уэйла попыталась добавить некоторые сцены и новую концовку, которые, по словам Джеймса Кертиса, «изуродовали» картину, и Уэйлу оставалось надеяться, что ее мало кто увидит.

В 1939 году Уэйл работал над своим последним фильмом на студии; он делал это без особого энтузиазма, потому что сценарий казался ему абсурдным. Фильм под названием «Они не смеют любить» был попыткой адаптировать «Отелло» к современности (не акцентируя внимание на спорных расовых вопросах). Вину за провал нелепого фильма руководство студии возложило на Уэйла.

Жизнь Уэйла после завершения голливудской карьеры поначалу была почти безоблачной. У него был успех с «Плавучим театром» (1936), а затем провал с «Дорогой назад». В конце 1930-х студия, которой уже не заправляла семья Леммле, поручила ему спасти ряд триллеров (в частности, «Они не смеют любить»). В связи с этим он часто говорил, что обрел относительную свободу, уйдя из бизнеса, в котором, по его словам, от него «каждый раз требуют стать Микеланджело». Он интересовался ситуацией на фронтах, участвовал в работе благотворительных организаций и снял один короткометражный фильм для армии, в котором возможным новобранцам показывалась приятная картина первых 48 часов их новой жизни. Уэйл создавал и ставил пьесы для военнослужащих-отпускников, в которых снимались его старые друзья из киноиндустрии; некоторые из которых не работали в Голливуде со времен эры немого кино. Среди актеров были и более молодые участники, например, дочь знаменитого режиссера Патриция Хичкок. В остальное время он гулял, ухаживал за своими собаками Сигрид и Сесиль и почти ежедневно писал своему давнему партнеру Дэвиду Льюису, который в 1942 году поступил на службу в военно-воздушные силы.

В 1945 году Уэйл поставил на Бродвее пьесу «Рука в перчатке», которая имела успех у критиков. Но американская публика в конце Второй мировой войны не желала думать об ужасных убийствах или размышлять над темами обезображивания, которые там затрагивались. Вскоре после закрытия спектакля он снял один короткометражный фильм – странную историю под названием «Эй, там, привет!», в которой ощущается сильное влияние немецкого экспрессионизма. Эта мрачная история вся разыгрывается в тюремной камере и длится около 32 минут. Фильм так и не вышел в прокат. Тогда же Уэйл отказался от крупных кинопроектов и от предложения снова заключить контракт со студией, хотя предложение исходило от легендарного продюсера Дэвида О. Селзника.

В 1951 году Уэйл сел в режиссерское кресло в последний раз. Для этой попытки он выбрал театральную пьесу – язвительный фарс под названием «Язычник в гостиной». Спектакль состоялся в Лондоне, и Уэйл воспользовался возможностью попутешествовать по Европе и во время размолвки с Льюисом влюбился в 25-летнего бармена по имени Пьер Фогель. Позже Фогель приехал в Штаты и некоторое время был компаньоном Уэйла, которому было уже за 60. Отношения с Льюисом Уэйл поддерживал даже после расставания. В 1953 году Уэйл устроил у себя на заднем дворе бассейн – странное решение для человека, всю жизнь боявшегося воды. Незадолго до этого Дэвид Льюис построил такой же в своем новом доме на Малхолланд-драйв.

В последние годы жизни Уэйл по-прежнему ничего не рассказывал о своем военном опыте. Но его сильно мучила психическая травма (очевидно, посттравматическое стрессовое расстройство), нанесенная войной. Это становилось все более очевидным для его опекунов после того, как он перестал работать. За последние полтора года жизни он перенес два инсульта, хотя оба раза чудесным образом поправился. Врачи называли его здоровье удивительным, с учетом его состояния и возраста. Тем не менее Уэйл не мог заснуть без лекарств и все больше погружался в то, что его биограф Джеймс Кертис называет депрессией. Этот факт отмечали и его друзья. Впрочем, на фоне его хорошо известного черного юмора и характерного творчества депрессия особо не бросалась в глаза.

29 мая 1957 года Уэйл покончил с собой. Он устроил своей сиделке выходной