Удавка, напоминая о себе, на какую-то долю секунды крепче сжалась вокруг горла Верены, а потом вновь ослабла, словно показывая, что не всё ещё потеряно. Олаф же, напоследок издав какой-то мерзкий звук, напоминающий хихиканье, сделал шаг назад и словно растворился в темноте.

Верена пошатнулась и, с трудом нашарив соседнюю стену, сползла по ней на пол и закрыла глаза. Она чувствовала, что не сможет рассказать Альбину ровным счётом ничего – потому что удавка на её горле, пусть уже и не давившая так сильно, всё равно оставалась. И девушка, хотела она того или нет, чувствовала себя пленницей сумасшедшего священнослужителя, вздумавшего, что она – его собственность.

Что она – его создание.

И, что самое страшное, её тело отчасти было с Олафом согласно. Потому что, в отличие от сознания, пока что сопротивляться не спешило.

…Верена никогда не думала, что зал академии мог настолько сверкать и быть таким чистым и отремонтированным. Она чувствовала себя словно в какой-то другой жизни, где академия не была разрушенной, а и вправду оказалась такой элитной, как об этом рассказывал Миллер. Теперь появился смысл и в высоченных потолках, которые прежде выглядели по меньшей мере абсурдно. Зато теперь, когда невесть откуда появились дорогие, украшенные золотой листвой люстры, пол кто-то починил, а у стен оказались столы с вкуснейшими яствами, вся роскошь огромного зала выглядела не излишеством, пришедшим в упадок, а чем-то уместным, красивым, таким себе местом для отдыха каждого студента и преподавателя академии.

Даже великолепное платье, выбранное Альбином, не смотрелось как нечто чужеродное в общей атмосфере празднества. Верена, впервые увидев нежно-голубой наряд из тонкой, летящей ткани с полупрозрачными рукавами и украшенным россыпью полудрагоценных камней лифом, возмутилась было, что в этой грязной, полуразрушенной академии нечего наряжаться в подобное – но теперь вдруг осознала, насколько уместно смотрелось платье в украшенном и приведённом в порядок зале.

К тому же, и Альбин отнёсся к своему внешнему виду на удивление серьёзно. Верене, прежде видевшей его всегда в чём-то тёмном и неброском, было удивительно смотреть на демона, облачённого в классический фрак, должно быть, не слишком удобный, но отлично сидевший на мужчине.

- Осенний бал в академии – шепотом пояснил он, придерживая Верену за руку и не отпуская её от себя далеко, - всегда одно из самых красивых мероприятий. И одно из самых важных. А мы, как ни крути, главные герои сегодня – ведь танцующих пар будет всего три.

Должно быть, если бы девушка чувствовала себя нормально, она позволила бы себе какой-то комментарий по отношению этого празднества… Или спросила бы, почему вдруг пол стал таким ровным, и паркет на нём выглядел обновлённым, будто ректор решил потратиться наконец-то на ремонт – что для него само по себе казалось противоестественным. Но задавать эти вопросы и проявлять интерес ко всему происходящему Верена не могла – её тяготила невидимая удавка, затянувшаяся на шее.

Олаф сказал, что сделать объявление собирается на балу.

Верена скользнула быстрым взглядом по присутствующим, пытаясь найти священнослужителя, но он, должно быть, сейчас укрылся за чьими-то спинами, не изменяя, впрочем, привычной черной рясе. Взгляд цеплялся за других – за счастливых Сири и Алеха, державшихся за руки и стоявших в одном из трёх углов невидимого, начертанного магией треугольника, по линиям которого должны были двигаться танцующие, - за Джеймса, зачем-то притащившего с собой паучиху, вероятно, в качестве партнёрши…

За Данелию, стоявшую под руку с воистину огромным Зорахом.

Полутроллиха хоть и была довольно рослой барышней, но доставала заколдованному троллю всего лишь до локтя, и Верена боялась представить, как они будут танцевать. Если б она думала о чём-либо другом, кроме того, что четыре дня наговорил Олаф, то смогла бы, наверное, заметить, насколько теплее Данелия стала относиться к Зораху после того, как он её спас, но сейчас было уж точно не до этого.

Заиграла музыка, и Верена, словно заговоренная, подалась к Альбину. Она не чувствовала свободы движений и с каждой минутой всё больше и больше превращалась в марионетку, которой руководил, дёргая за невидимые ниточки, Олаф. Теперь она чувствовала на себе его тяжёлый взгляд, хотя, кружась в танце, не могла отыскать среди присутствующих ненавистного священнослужителя.

Она могла бы быть счастлива, если б тело не хотело подчиниться этому чёртову наставнику, которого сознание Верены даже не знало – и не могло знать!

- Мы с Джеймсом уверены, что сегодня сможем поймать того, кто на самом деле заколдовывал гостей комнаты, - прошептал Альбин, останавливаясь на мгновение, как и велела музыка, и прижимая к себе Верену чуть крепче, чем следовало бы в эту секунду. Девушка только устало прильнула к нему, чувствуя ту ненависть, которую излучал Олаф, наблюдая за ними. Ей хотелось как-нибудь спровоцировать священнослужителя, показать Альбину или хоть кому-нибудь ещё, что её необходимо защитить, но ничего не получалось, удавка лишь сжалась чуть сильнее, напоминая о том, чем для неё может закончиться такое нелепое своеволие.

- И как вы думаете это сделать? – выдавила из себя вопрос Верена, чувствуя нарастающую боль в горле.

Альбин не ответил. Вместо этого он закружил её в танце вдвое быстрее, двигаясь по невидимым линиям, начерченным звучанием мелодии. В глазах демона то и дело вспыхивали огоньки довольства – словно он никак не мог нарадоваться собственной идее, какова бы она ни была, но пока что не хотел делиться этим откровением с Вереной, опасался, что она может не понять или что-нибудь испортить.

- Увидишь, - загадочно улыбнулся он. – Но сегодня этот человек вынужден будет себя проявить.

Верена печально усмехнулась в ответ. О, сегодня человек себя проявит, только, возможно, не совсем тот, на кого рассчитывает Альбин.

Демон всмотрелся в её искажённые печалью черты лица и, казалось, порывался что-то спросить, но не успел. Зазвучала последняя звонкая нота, и танец прекратился. Альбин привлёк Верену к себе, едва ощутимо прикасаясь своими губами к её губам, и она попыталась ответить на поцелуй, чтобы хоть так – мысленно, своими эмоциями, чувствами, долго прятавшимися под маской равнодушия из-за страха смерти, суметь рассказать свою историю.

Но этого оказалось недостаточно. Потому что в тот же миг Верена почувствовала, как вспыхивает вокруг неё сильная, неподдельная магическая волна – и, невольно отпрянув, повернулась к Данелии и Зораху, стоявшим сейчас в самом центре зала.

Вот только их сейчас не было видно – настолько плотным оказался кокон опутавшей их магии.

Верена не сразу поняла, что произошло – но, когда наконец-то осознала, в чём состоял план Альбина, поразилась – как такое вообще можно было просчитывать? Откуда гарантии?.. Но, должно быть, Альбин прожил в академии гораздо больше, чем сама Верена, или, может, в конце этого танца предполагался поцелуй, и это была просто часть представления.