– Сейчас посмотрю, кто это. – Элен подошла к окну.

Центральная площадь заполнялась бронированными автомобилями, и на всех была нацистская символика. У Элен опустились плечи.

– Площадь кишит немецкими солдатами. – Она повернулась к Уго.

– Неужели «Дас Рейх»? – спросил побледневший врач.

– Нет, для тех слишком рано. Это из-за партизанских атак и взрывов на железной дороге.

Оба понимали: немцы явились сюда мстить.

– Где твоя сестра?

– Вы про Элизу?

– Да. Она в кафе?

– Сомневаюсь. У нее какие-то встречи за пределами деревни.

– Там безопаснее. – Уго помолчал. – Элен, я… так и не поблагодарил тебя.

– За что?

– За помощь моей жене. За то, что сопровождала ее.

– Уго, вы меня уже благодарили. Пожалуйста, не беспокойтесь. Уверена, Мари сейчас находится в полной безопасности.

Элен не так уж сильно верила в это сама, но ей не хотелось сеять панику.

– Надеюсь, ты права. Как ты думаешь, нам стоит выйти?

Она покачала головой:

– Скоро они сами забарабанят в дверь.

Партизанам удалось подорвать поезд, направлявшийся на большой немецкий склад. Минувшим вечером Элен с замиранием сердца смотрела, как ее сестра усаживается в грузовик с несколькими товарищами. Все они были возбуждены и уверены, что у них получится. Джека как раз и забросили сюда для подготовки таких операций. Элен понимала: нечего и надеяться увидеть Джека, однако надежда все равно тлела в глубине души.

Сейчас, ожидая появления немецких солдат, Элен держалась за край стола и думала о Джеке. Она чувствовала, что после той ночи у них по-прежнему оставался шанс. Пусть совсем маленький, но тогда она почувствовала тепло его любви. Элен была в этом уверена.

– Может, они вообще не придут, – сказал Уго.

Ладони Элен стали липкими.

– Мне невыносимо это ожидание, – призналась она. – Давайте закончим с лекарствами.

Элен взяла банку и стала насыпать туда таблетки пенициллина. Мысли крутились вокруг беременности Элизы и опасности участия сестры в операциях. Когда Элен осторожно упрекнула ее, Элиза отмахнулась.

– Я должна почтить память Виктора, – сказала она, и в ее глазах сверкнул мятежный огонь.

– Тебе мало того, что ты носишь его ребенка?

Элиза встала, уперев руки в бока, и с сожалением посмотрела на старшую сестру.

Элен начинала понимать: выбор выбору рознь. Если бы Элиза уже нянчилась со своим малышом, жизнь заставила бы ее отказаться от участия в партизанской операции. Разве для матери возможно выбрать то, что поставит под удар любимого ребенка?

Истошный крик, прилетевший со стороны площади, прервал ее раздумья.

– Уго, что там творится?

Он подошел и выглянул в окно.

– Хаос. Вот что.

Элен вытерла капельки пота вокруг губ. Ей вспомнилась Виолетта. Элен представила, как подруге страшно сейчас в шато. Виолетта совсем не хотела делать шляпы немецким офицерам, но была вынуждена согласиться из-за ребенка. Не пострадает ли Виолетта, если союзники победят?

Хлопнула боковая дверь. Двое пробежали по коридору и ворвались в кабинет. Один из них был ей знаком: Эмиль, старший брат Энцо. Он прихрамывал из-за проникающего ранения в икру. Его спутник был старше, болезненно тощий и изможденный. Оба явно спасались от немцев.

– Прошу вас, помогите! – взмолился Эмиль, испуганно глядя на нее и Уго.

– Отведи их в больницу и уложи на койки, – распорядился Уго.

– Прямо в одежде?

– У нас нет времени их раздевать и перевязывать рану этого парня. Прикрой их одеялами и сразу же возвращайся.

С колотящимся сердцем Элен сделала так, как велел Уго. Она отперла и оставила открытой заднюю дверь. Все должно выглядеть так, будто эти люди сами пробрались в больницу и спрятались там, а Уго и не подозревал об этом.

Она едва успела вернуться, как в дверь громко забарабанили. Уго подал ей бутылку касторового масла.

– Разлей по пузырькам. Сделай вид, что ты спокойно занимаешься своим делом.

Элен взяла бутылку. Через мгновение в кабинет ворвались пятеро солдат, вооруженных винтовками.

– Выходите! – приказал их командир. – Всем выходить!

– Но у нас лежачие больные, – возразил Уго.

– Сколько? Все они должны выйти.

– Позвольте… – снова попытался возразить Уго.

Но их задиристый командир оттолкнул его и двинулся в небольшую палату, где находилось пятеро: трое настоящих больных и двое беглецов. Уго и Элен последовали за солдатами, в ужасе ожидая, к чему все это приведет. Дулами винтовок солдаты сорвали одеяло с первой койки. Следом на пол полетели простыни. Лежавший на ней старик лет восьмидесяти съежился от страха. Так продолжалось, пока солдаты не добрались до последней койки, где лежал раненый Эмиль.

– Почему на полу кровь? – спросил немец.

Эмиль мгновенно спрыгнул с койки и поднял руки. Его спутник тоже вскочил и бросился к двери. Но тут же грянул выстрел, заставив всех подпрыгнуть, и беглец рухнул на пол.

– Это больница, – сказал Уго. – Вы не вправе.

Солдат повернулся и наставил оружие на него.

– Закрой рот, дедуля. Я делаю все, что захочу. А за пособничество террористам полагается наказание.

Элен встала рядом с Уго:

– Поймите, мы даже не знали, что эти люди находились в палате. Видите, задняя дверь открыта. Должно быть, они проникли в палату, пока мы в кабинете занимались лекарствами. Прошу вас. Доктор никогда не делал ничего предосудительного.

Судя по глазам солдата, он не верил ни одному ее слову.

Вошел еще один немец, и Элен узнала капитана Ганса Мейера. Она вглядывалась в его лицо. Кажется, он понял, что здесь происходит. Элен облегченно вздохнула.

Мейер отдал распоряжение на немецком, и солдат, целившийся в Уго, опустил винтовку. Солдатам было приказано арестовать раненого партизана и вынести из клиники убитого.

Солдаты ушли. Капитан Мейер выразительно посмотрел сначала на Элен, затем на Уго.

– Надо внимательнее следить за тем, кого вы пускаете. Держите двери запертыми. В следующий раз меня здесь не будет.

Элен попыталась сказать, что они ничего не знали о партизанах, однако капитан лишь покачал головой:

– Хотите меня одурачить? Я не вчера родился. – (Элен отвела взгляд.) – Ладно, отнесем случившееся к недостатку житейского опыта.

– Благодарю вас.

Мейер снова внимательно посмотрел на нее: