— Не справилась, значит, — вздохнул Гоблин.

— Справилась, герр Уц, справилась… — успокоила мужчину. — Я вам уже говорила, что к чему. Долг платежом красен. Пусть его мать дождётся сына.

— Держи, — нотар, поднявшись, положил на стол небольшой свиток. — И не думай, что я не держу данного слова… Это не дарственная, но тоже пойдёт.

Наташа раскатала пергамент, медленно вчитываясь в ровные красивые строки расписки в получении фибулы в качестве оплаты за оказанные услуги, подписанной герцогиней фон Мидем и заверенной Фрейтом.

Обучение грамоте у старичка-писаря продвигалось на удивление споро. Желание как можно быстрее постичь грамоту средневековья, принесло свои плоды. Хоть писала и читала девушка ещё медленно, но от акцента избавиться удалось практически полностью. Чем и гордилась.

— Ну что ж, — на её лице не дрогнул ни один мускул, — очень приятно сознавать, что человек, которому доверился, оправдывает твои ожидания. — Свернула пергамент, кладя рядом с собой, улыбаясь Эриху. А мысли о возможной подделке расписки — как и её подорожной грамоты — уже тут как тут.

Он, ничуть не смущаясь, обратился к гостю:

— Герр Корбл, вы позволите Элли прогуляться со мной? Погода солнечная… Покажу ей наш сад.

Тот, пожевав губами, смерив нотара строгим взором, кивнул:

— А и прогуляйтесь… Почему же не прогуляться…

— Герр Уц, — пфальцграфиня наклонилась к нему, когда за Эрихом закрылась дверь, — Расскажите мне, пожалуйста… — Не знала, как начать непростой разговор. — У меня есть сомнения… Вы ведь знаете, что эту таверну мы — Эрих, я и Хельга — приобрели на равных условиях. Только документ о владении домом оформлен на Фрейта. Эмм… Если, не дай Бог, возникнет размолвка, как мы с графиней докажем своё участие в общем деле? Меня… в монастыре… на эту тему не просвещали.

— Свиток на дом? — удивился мужчина. — Ты хочешь сказать, что боишься обмана со стороны нотара? Я сегодня только и слышал со всех сторон: «Хозяйка велела… Наша хозяйка…» Лэвари, вся прислуга признала тебя за хозяйку. Не Эриха, не Хельгу… Тебя. И это справедливо. Вот взять меня… — он, плеснув в кубок вина и залпом осушив его, прокашлялся в морщинистый кулак. — Я не понаслышке знаю, что значит приумножать доход семьи владельца поместья, и ни разу не усомнился в том, что делаю правое дело. Но и у меня, как и у тебя нет никаких документов на владение. И что это значит? Ничего. Меня все в округе знают не только как управляющего, а и считают истинным владельцем. Право владением доказывается перед Богом и людьми. В этом славном городе многим уже известно имя Лэвари Ольес и таверна «Пять звёзд» связывается с этим именем. Не с именем Эриха Фрейта или графини Хильдегард фон Борх, а твоим именем. Сам слышал.

— Правда? Всё так просто? Если — не дай Бог — будет суд…

— Какой суд? Господь с тобой, — перекрестился Корбл Уц. — Горожане свято блюдут традиции и устои этого города. Если Эрих поступит не по чести, то никто из знати и ногой не ступит на порог заведения такого скандального владельца. Чьими руками всё здесь делается? Каждый мастеровой скажет и укажет на хозяйку: «Вот она, Лэвари Ольес, мы знаем только её, только она давала нам указания и только её мы слушали».

В этом времени был иной взгляд на право и преступление. Уголовный процесс не разделялся на следствие и суд. Он был состязательным, основанным на гласности, публичности и устности судопроизводства. Спорные вопросы решались, основываясь на принесении клятв и показаниях очевидцев. Суд выступал в качестве наблюдателя и выносил приговор, заслушав истца, ответчика и их свидетелей.

— Ну ладно, раз такое дело… — У Наташи отлегло от сердца. — К тому же Эрих, похоже, скоро станет членом вашей семьи… Не в его интересах портить свою репутацию и лишиться бизнеса. Семью нужно кормить.

Гоблин многозначительно кивнул, подняв указательный палец:

— Вот… Верно мыслишь, Умертвие… Тьфу, привязалось… — шутливо хлопнул ладонью по губам. — Тэрэсия и Ребекка велели тебе кланяться.

— Спасибо, — тепло улыбнулась Наташа. — Как мальчишки? Надо будет навестить их. Вот немного разгребусь с делами…

— Растут… Ручонки цепкие. Как ухватятся за пальцы — не оторвать, — ответно улыбнулся, демонстрируя мозолистые ладони с узловатыми искривлёнными пальцами.

— Господи, как же я вас люблю, — обняла мужчину, целуя в щёку.

— Всё, ступай, — смущённо опустил глаза Уц. — А мне тут надо всё хорошенько посмотреть. Что-то ты много непонятного наворотила. Разобраться бы…

— Ай, да всё понятно, — махнула она рукой, направляясь к выходу, раздумывая, что он имеет в виду. — Это вы о мангале и решётке-гриль? Ничего сложного…

Дверь распахнулась ей навстречу, ударив по протянутой руке и запыхавшийся взволнованный Гензель позвал:

— Хозяйка, там, в кухне… — Беспорядочно махал руками. — Быстрее… — Крутнулся и, оглядываясь на неё, побежал по коридору.

— Господи, что ещё… — приподняв подол платья, поспешила за ним. Тревожно билось сердце. Таким испуганным она пастушка никогда не видела.

Сзади раздавались торопливые шаги Корбла.

С площадки второго этажа отчётливо слышался гул голосов, выкрики и грохот ломающейся мебели.

Наташа, путаясь в полах длинного платья, проклиная наряды средневековых модниц, неслась с лестницы, не чуя под собой ног.

У распахнутой двери в кухню толпилась прислуга. Женщины, настороженно оглядываясь, крестились, шепча молитвы. Глухие тяжёлые удары, сопровождаемые короткими бранными вскриками и сухим треском ломающегося дерева, сотрясали воздух.

Растолкав любопытных, девушка пробилась в «цех» холодных блюд и закусок, замирая.

Обломки длинной скамьи, перевёрнутый стол со сломанной ножкой, гремящая катающаяся кухонная утварь…

Кочаны капусты, свёкла, морковь вперемешку с рыбой и битой глиняной посудой в луже компота из сухофруктов с молочными берегами…

За спиной слышались возгласы:

— Покрошат всё…

— Разнять бы…

— Где стражники?

— А ты попробуй! Подомнут и не заметят.

— Увечной останешься.

По полу, рыча и бранясь сквозь стиснутые зубы, катались два крупных тела. Кому принадлежали обрывки слов, Наташа догадалась сразу. Разглядела как один из драчунов, навалившись и придавив к полу второго, занёс для удара могучий кулак.

— Лободырный… — зло прошипел тот, что был снизу. — Чужеяд…

— Ах, ты, лузер многоцветный… — сквозь разбитую губу процедил раб, целясь противнику в глаз. Но ударить не успел. Ответный удар кузнеца, от которого не устоял бы и годовалый бычок, пришёлся сквернослову прямо в лоб.

— Руди, наподдай ему! — вскрикнула раскрасневшаяся Фиона так вдохновенно, словно сама участвовала в драке.

Пфальцграфиня с удивлением посмотрела на неё. Та без тени сочувствия выдала: