— Ты подумала?

— Да.

— Ты все взвесила, и ответ прежний?

— На каком языке тебе его озвучить еще, чтобы ситуация прояснилась окончательно?..

Даша и Анн-Софи. Они разговаривают на площадке между этажами, хорошо, что Дарлинг не успела занести ногу над лестницей.

— Они не оставят тебя в покое.

— Есть масса людей, которые не собираются оставлять меня в покое. Несколькими больше, несколькими меньше… Принципиального значения это не имеет.

— Тебя не устраивает сумма? Назови свою.

— Дело не в сумме, ты же понимаешь.

— Я знаю этих людей. Они не остановятся.

— Ты мне угрожаешь?

— Стараюсь предупредить.

Ни в голосе Даша, ни в голосе Анн-Софи нет и намека на враждебность. И сам разговор, если не вслушиваться в слова, выглядит буднично. Как будто две подруги обсуждают достоинства оторванной на распродаже тряпки.

— Я всегда была на твоей стороне, дорогая. — В искренности Анн-Софи невозможно сомневаться.

— Я знаю.

— И всегда… оказывала тебе услуги, не интересуясь конечной целью.

— Я ценю это.

— И я искренне люблю тебя. И очень привязана к детям. Именно поэтому говорю сейчас с тобой. Я могла бы устраниться, ты понимаешь.

— Понимаю. Мы в расчете, Анн. Ты давно заплатила по всем счетам, если они и имелись. Не стоит так волноваться. Просто каждый теперь за себя.

— Но это же невозможно.

— Невозможно — что?

— Ты. Ты невозможна. Подумай о детях. Лали подрастает, Исмаэль становится мужчиной…

— А ты теряешь хватку, Анн.

«Все те, на кого я могу положиться, еще не выросли. Или уже состарились и потеряли хватку». Неужели речь шла об Анн-Софи? Конечно, Анн-Софи сильный и незаурядный человек, но… Как можно, имея в запасе мужчин, каждый из которых готов в лепешку для Даша расшибиться, не сделать ставку на них?

— Мне хочется покоя. — И снова Анн-Софи неподдельно искренна.

— Я понимаю тебя.

— А тебе? Если все снова пойдет не так, куда ты сбежишь в следующий раз?

— Я дам тебе знать.

— Ты должна остановиться. Хотя бы ради Лали.

— Если бы я хотела — остановилась бы десять лет назад. Если бы могла — пять.

— Тогда у тебя не было Лали.

— Ты думаешь, ее появление что-то изменило?

— Должно было изменить… Я надеялась…

— И напрасно.

— Теперь и я вижу, что напрасно. А мне просто хочется покоя.

— Даже если бы мне захотелось того же самого… никто не оставит меня в покое. Ты ведь сама только что это провозгласила.

— Как раз эта проблема решается легче всего. Тебе стоит лишь сказать «да».

— Если я скажу «да», у меня будет всего лишь одной проблемой меньше. А в моей ситуации это не значит ровным счетом ничего.

— Исмаэль, Лали и этот несчастный Шон ни в чем не виноваты. Подумай о них.

— Ты это уже говорила.

— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, ты знаешь.

— От твоего желания ничего не зависит, но спасибо.

— Кто эта девушка? Эта русская?

Кажется, Анн-Софи имеет в виду ее. Дарлинг вжимается в стену: сегодня странный день. День подслушанных разговоров, каждый из которых затягивает ее в тину отношений малознакомых ей людей. Или лучше назвать это зарослями в чаще? Заросли полны колючек, сквозь них не продраться, не поранившись; за шиворот то и дело сыплются насекомые двойных и тройных смыслов. А в спину смеются ленивые и лукавые африканские боги, которым больше пристало охранять кладбища, а не жить в нормальных человеческих домах. И где-то впереди, вся залитая солнцем, блестит лужайка. Там расположились на пикник понятные до последнего волоска мама с Леркой, и Коко с Вассилисом, и еще уйма знакомого Дарлинг простодушного народа, живущего совершенно обыденной жизнью. Даже Костас, каким она знала его до Камбоджи, легко бы вписался в эту лужайку. Даже виртуальный Паоло смог бы посадить на ней свой самолетик. Даже папочка…

Папочка с его сухогрузом — последнее прибежище Дарлинг.

Сколько уже раз бывало, что она в самые тяжелые и неприятные минуты жизни хотела к папочке. Просто поговорить с ним и немного поплакать, а папочка… Папочка всегда находит самые нужные и единственные слова. И Дарлинг становится легче от одной только мысли о нем.

Но папочка далеко.

Он уплывает все дальше, а вместе с ним уплывают мама с Леркой, и Коко с Вассилисом, и уйма простодушного народа, взбежавшего по трапу прямо с лужайки. Над сухогрузом папочки кружит самолетик Паоло — и когда только они успели стать союзниками?..

Как бы то ни было, но теперь они там — в морях здравого смысла, ясности и спокойствия. Кажется, так называются и моря на Луне. И папочка, и все остальные теперь не ближе, чем Луна. И впервые Дарлинг не хочется бежать к папочке, все сказки про выросших девочек и их пап заканчиваются именно так.

— …Так кто она? — не отступает Анн-Софи.

— Случайный гость.

Случайный гость? Даже обидно.

— Что-то не припомню, чтобы случайным гостям уделялось столько внимания. Хочешь втравить ее в историю, как когда-то… втравила меня?

— Разве это был не твой выбор?

— Тогда ты не оставила мне выбора.

— Будем ворошить прошлое, Анн?

— Нет.

— Ну и отлично.

— Мне жаль, что мы не смогли договориться.

— Мне тоже. Но ты с самого начала должна была знать, что вся эта затея обречена на провал. Когда вы с Зазу уезжаете?

— Если ничего не изменится, то сразу после Ангкор-Вата.

— Думаю, что ничего не должно измениться. Хотя Лали будет скучать по тебе.

— Я тоже буду по ней скучать. В любом случае будь осторожна, дорогая.

— Когда зло уже в доме, от осторожности ничего не зависит.

— Зло? Надеюсь, ты не считаешь злом меня?

— Ну что ты… Максимум, что ты могла сделать, ты уже сделала. Доставила мне пару неприятных минут. Но они оказались на удивление быстро проходящими.

— Ты не меняешься.

— У меня нет на это времени. Ладно. Надо все-таки показаться гостям, а то они уже забыли, по какому поводу собрались. Ты еще спустишься?

— Скорее всего. Хочу переодеться.

Только этого не хватало!.. Анн-Софи собирается подняться наверх. И первой, кого она увидит, будет Дарлинг, простоявшая за углом все то время, пока она разговаривала с Даша. Вряд ли мизансцена получится изысканной, а значит, нужно ретироваться, пока не поздно. Вернуться в туалет и переждать смену нарядов Анн-Софи. А потом…