Взглянув на Анну, он добавил:

– Вижу, что у вас и у вашего брата, который, предполагаю, вашим братом вовсе не является, есть некая тайна, связанная с «Чертяково». Место это загадочное, что и говорить. Поэтому предлагаю вам жить здесь, в деревне, неподалеку, там у меня имеется собственный дом. Так и около «Чертяково» будете, но вне пределов досягаемости моего любезного кузена…

На том и порешили – Анна отчего-то прониклась симпатией к священнику. Тот же вызвал управляющего и объяснил охающему Захару Архиповичу, что князю стало плохо и что его надо уложить в постель.

Доктора отец Филарет, сам разбиравшийся в медицине, причем очень хорошо, вызывать не рекомендовал. Анна и Павел отправились под утро вместе с ним в деревню.

Они миновали луг, прошли мимо беседки. Священник произнес:

– Вижу, что не желаете вы меня сделать своим конфидентом. Ну и ладно! Придет время – сами все расскажете. Знаю я только, что в этом мире много чудес, кои одним Священным Писанием объяснить нельзя. И то, что вы гости из далекой страны, видно сразу. Или из далекого времени?

Однако упорствовать в своих расспросах он не стал. Отец Филарет обитал в большом доме, где отвел Анне и Пашке по комнате. Анна почти сразу забылась тяжелым сном, а когда проснулась и увидела лучи солнца, пробивавшиеся сквозь шторы, возликовала. Вот ведь сон ей привиделся! Такой реалистичный!

Ее взгляд упал на смятое платье, лежавшее на кресле, и до нее донесся крик петуха. Нет, это не был сон. Это была реальность!

За завтраком Пашка вывалил на нее ворох новостей. Подросток уже давно был на ногах, успел обойти деревеньку и даже подружиться с местной ребятней.

– Оказывается, не так уж плохо жить в 1799 году! – заявил он, краснея, и Анна вдруг спросила:

– Что же, братик, ты нашел себе зазнобу?

Пашка покраснел еще пуще, что-то промямлил, и тут в горницу вошла девочка-подросток, оказавшаяся дочкой управительницы в доме отца Филарета. При появлении сей русой красавицы, звавшейся Парашей, Пашка залился румянцем. Параша же, с поклоном подав Анне письмо, удалилась.

– Ну что же, пока есть возможность, пользуйся ею! – заявила Анна, и Пашку словно ветром сдуло. Он тотчас покинул горницу и вышел в сени. До Анны долетел стыдливый девичий смех. То, что Пашка сумеет очаровать Парашу, она не сомневалась. С его-то темпераментом!

Анна надломила сургучную печать и развернула послание. Было оно от князя – тот явно не помнил, что произошло ночью, лежал больным, однако желал видеть ее у себя.

Анна показала послание отцу Филарету, а тот заметил:

– Что ж, противиться его воле глупо. Мой кузен – человек весьма настойчивый. К тому же вам ведь надо во дворец?

Анна вспомнила, что хотела разузнать тайну открытия портала в Малой Курительной комнате.

– Вы могли бы доверить мне свой секрет, и я постарался бы вам помочь. Однако не буду вас торопить! – заявил священник и вызвался проводить ее в «Чертяково».

Князь возлежал на пуховых перинах, охал и страдал. Однако, завидев Анну, пришел в себя и оживился. Он велел Анне сесть рядом с собой, и это несмотря на то, что с другой стороны огромной кровати в кресле находилась княгиня. Та, взглянув на Анну и вздохнув, поднялась.

– Мадам, разве вам кто-то разрешал уходить? – заявил по-французски домашний тиран. Княгиня заметила, что неважно себя чувствует.

– А вы хоть когда-то чувствуете себя хорошо? – огрызнулся «любящий муж», однако все же отпустил ее.

– Милая Анна, у вас чудный голос! – произнес князь. – Читайте же мне вслух!

Анна взяла со столика какой-то занудный любовный роман. Однако больше страницы осилить не смогла и заметила, что князь пожирает ее глазами. Вдруг он выпростал руку из-под одеяла, явно желая притянуть к себе Анну. Отложив в сторону книгу, она сказала:

– Князь, давайте я лучше вам расскажу более занимательную историю…

Когда отец Филарет навестил их час спустя, он застал князя, ерзавшего по кровати и грызшего ноготь большого пальца. Анна замолчала, поднимаясь. Его сиятельство же взмолился:

– У вас необыкновенная фантазия, милая Анна! Но я хочу знать, что произошло далее с этими буколическими любовниками Крузом и Иден! И будет ли разоблачен злодей Керк? И что будет с могущественным американским вельможей Си-Си, пришедшим в себя после многомесячного медицинского сна? И как далее будут развиваться события в поселении Святой Варвары?

– Гм, что за странные имена! Новый роман госпожи Рэдклифф?[3]– поинтересовался священник, а князь разъяснил:

– Ах, забудь об этой нудной Рэдклифф! Милая Анна только что поведала мне сюжет увлекательнейшего романа, написанного жителями Американских Штатов!

– И что за роман? – удивился отец Филарет, слывший книжным червем.

– Вряд ли вы его читали! – улыбнулась Анна. – Называется «Санта-Барбара»!

Она, как Шахерезада, сумела занять князя пересказом сериалов двадцатого и двадцать первого веков. Когда тема «Санта-Барбары» была исчерпана, наступила очередь «Отчаянных домохозяек». Конечно, с поправкой на восемнадцатый век.

Так пролетело две недели. Князь окончательно поправился и вроде бы не проявлял более плотского интереса к Анне. Хотя время от времени клал руку ей на грудь и восторгался ее красотой.

За эти две недели Анна так и не приблизилась к разгадке портала. Тот же сам спонтанно не открывался – ни во дворце, ни в беседке. Пашка же не был этим огорчен – он по уши влюбился в Парашу и не хотел слышать ни о каком возвращении в будущее. Лето 1799 года было для него самым замечательным приключением.

По вечерам Анна вела беседы с отцом Филаретом и удостоверилась в том, что человек он умный и тонкий. Однако она все еще боялась поведать ему правду, хотя, кажется, этого и не требовалось: он и сам о многом догадался.

Как-то, придя во дворец, Анна была ошарашена заявлением князя:

– Милая Анна, вы будете позировать живописцу! Потому что вашу красоту надо увековечить! Вы, словно ангел, спустившийся в преисподнюю. В преисподнюю, населенную истеричными демонами!

При этом он выразительно посмотрел на свою супругу-княгиню, которая тотчас поднялась и ушла прочь. Анне было безумно жаль несчастную, она много раз пыталась с ней заговорить, но натыкалась на ледяной взгляд и пару уничижительных французских колкостей. Похоже, княгиня обвиняла ее в своем плачевном положении, не осознавая, что пленницей во дворце была не только она сама, но и Анна.

Живописцем оказался талантливый крепостной, Гаврила Ткачев, который и стал писать портрет Анны. Тот самый, который она увидит двести с лишним лет спустя. Анна знала, отчего на портрете у нее был такой печальный взгляд: потому что в прошлое она попала, то есть все произошло так, как и должно было произойти. Но кто сказал, что из прошлого она вернется в будущее? Она могла застрять в 1799 году навсегда!