сложилось впечатление, что они мне поверили и Энни действительно упала в черный колодец, но не во сне, а в реаль- ности.

– Почему ты так решила? – спрашиваю я.

– Да просто они так на меня смотрели, а потом…

– Что?

– А потом я рассказала им про тебя, и они испугались. Просто до ужаса – я никогда их такими не видела. Но это еще не все.

– А что еще?

– Через несколько дней я проходила мимо кухни и подслушала их разговор с каким-то мужчиной. Они рассказали ему про мой сон, а он ответил, что я особенная и они долго искали человека с такими способностями. Родители ему кивали и вежливо улыбались, но я видела, что они притворяются. Они волновались, как будто тот мужчина сообщил им очень плохую новость.

– И что было дальше?

– Да ничего. Все вернулось на круги своя, и я вспомнила об этом разговоре только много лет спустя.

– Почему?

– Ко мне домой заявился тот самый мужчина.

– Что он сказал?

– Что давно знает моих родителей и что хочет взять меня на работу. Я столько денег в жизни не видела. Сказала ему, что подумаю. А на следующий день согласилась.

– Значит, это был Кроу.

– Ага, – отвечает она. – Он самый, урод.

– Что случилось?

– Сначала все было чудесно. Он говорил, что старается на благо нашего мира, а я ему верила. Помогала отслеживать несоответствия, закономерности и совпадения – сложную систему путей, которую он искал.

– Погоди, а что стало с родителями и с институтом? Почему он закрылся?

– Наши родители и некоторые другие участники начали высказывать опасения, и Уоррикер лично закрыл проект. Только после его смерти Кроу настоял на возвращении к исследованиям.

– И что случилось, когда он ими занялся?

– Помнишь Натали?

– Ну, так, немного, – отвечаю я. Мы пару раз виделись, но не общались. – Она была твоего возраста, чуть старше меня.

– Это дочь Кроу. Они вместе искали радианты, но однажды Натали узнала, что ее друг погиб в автокатастрофе, и случилось непоправимое. Кроу считал, что эмоциональное потрясение вызвало непреднамеренный межпространственный скачок, и Натали пропала. Больше ее никто не видел.

Да, вот теперь я что-то такое припоминаю. Но во время исчезновения Натали мы с родителями были в Европе, а когда вернулись, все разговоры уже утихли.

– Когда Кроу меня нанял, я думала, что смерть Натали пробудила в нем желание перемен и он искренне хочет сделать мир лучше. Но вся польза, которую приносила наша работа, оказалась лишь побочным эффектом его настоящей цели: он пытался вернуть свою дочь.

– А он не мог просто переместиться в другую вселенную?

– Он пробовал, и не раз, но Натали нигде не было.

– Почему?

– Не знаю, но, судя по всему, некоторые люди умирают и исчезают повсюду, а не в одном конкретном измерении. Мы так и не поняли, какие факторы на это влияют. Уж не знаю, что за земная или внеземная цивилизация создала и поддерживала систему радиантов, но инструкции они не оставили.

– Значит, Кроу помешался на игре и радиантах, потому что хотел найти вселенную, в которой его дочь… жива, и тем самым поставил под угрозу всю мультивселенную?

– Да.

– Но как?

– Раньше один пространственный поток никак не влиял на другие. Ну да, иногда возникали неувязки вроде мишек Беренштайнов и Нельсона Манделы, но в целом на пространственных линиях воспоминания оставались стабильны и неизменны. Но за годы одержимости поиском дочери Кроу полностью расстроил игру, а вместе с ней – пространственные линии. И теперь то, что происходит с одной, отражается сразу на всех. Он все похерил.

– Но как это… устроено?

– В плане?

– С научной точки зрения.

– Ты что-нибудь знаешь про когерентность и интерференции?

– Будем считать, что нет.

– Представь, что мультивселенная состоит из волн. Когда есть когерентность и нет интерференции, волнам ничего не мешает. Но при конструктивной интерференции волны накладываются друг на друга, порождая новую волну большей амплитуды. А теперь представь внезапное наложение бесчисленного множества мощных волн, которые до этого существовали в когерентном состоянии. Амплитуду результирующей волны просто невозможно будет изме- рить.

– Значит, вот что происходит с мультивселенной? Она становится огромной нестабильной декогерентной волной?

– Ага.

– В прошлый раз ты сказала, что мои родители воспользовались моими силами и спрятали меня от Кроу в другом измерении.

– Да.

– Но это же бессмысленно? Кроу же существует во всех измерениях.

– Да, но из-за межпространственного смещения Кроу из первичного потока не знает о твоем существовании.

Я трясу головой. В такое сложно поверить.

– Так почему Алан Скарпио пришел просить у меня помощи?

– Понятия не имею. Думаю, из-за игры Уоррикера.

– То есть это «Кролики» привели ко мне Скарпио? – спрашиваю я.

– Да, скорее всего.

На пару минут воцаряется тишина, а потом мир снова встряхивает, но в этот раз сильнее и дольше.

– Толчки усиливаются, – замечает Эмили, сжимая мою ладонь.

Я киваю, все еще пытаясь осознать услышанное.

– Значит, мы из того, другого, измерения каким-то образом сумели отправить меня сюда, чтобы остановить Кроу, пока он не разрушил мультивселенную?

– Да. Хотя, если честно, нам помогли.

– Кто?

– Та женщина. Суон.

– Кто она вообще такая?

– Если верить твоим же словам, она Смотритель.

– Погоди-погоди, Суон – Смотритель?

– На самом деле я не уверена. Она не самый разговорчивый человек. Но она поддерживает целостность мультивселенной и умеет перемещаться между пространственными потоками.

– А ты не пробовала сама перепрыгнуть через потоки, ну, чтобы вернуть Энни?

Эмили пристально на меня смотрит.

– Ты не помнишь? – спрашивает она.

– Что именно?

– Ночь, когда она умерла.

– Помню. До последней минуты.

– Точно?

– Да. Мы ехали к дому Питерманов и слушали Тори Эймос. Потом ты достала блокнот и сложила какие-то цифры.

– Сто семь целых и три десятых, – говорит она.

– Именно. Ты сказала, что на этой частоте играет «Ночная радиостанция».

– Кроу потом рассказал мне, что с помощью «Ночной радиостанции» можно быстро добраться до Терминального радианта. Это один из сильнейших радиантов Мичема. Он расположен прямо здесь, на северо-западе тихоокеанского побережья.

– Да, Кроу про него говорил.

Эмили кивает, и мир вновь содрогается. Если бы мы не сидели, то точно упали бы.

– Все хуже и хуже, – говорю я.

– Что еще ты помнишь о той ночи? – спрашивает Эмили.

– Ну, ровно в десять ноль шесть ты выключила фары. Мы ехали в темноте, настроившись на ту частоту. Потом мы что-то услышали, но на дорогу выскочил лось, и ты резко свернула влево.

– Нет, К.

– В смысле?

– Свернула не я, – говорит она. – А ты.

– Что? Нет. Я…

Но она не обманывает. Я вдруг все вспоминаю.

За рулем сидела не Эмили, а