и особенно о Матери – ее духовном наставнике. Писец важно кивнул, словно тема накладывала на него особую ответственность. Для начала он предложил им некролог, посвященный Матери, – длинную статью, написанную в 1948 году и, без сомнения, самую подробную из всего, что можно было найти. Они попросили его поискать и другие материалы о братстве, но он сразу предупредил, что бенгальские интеллектуалы предпочитали не упоминать эту секту, одновременно секретную и осуждаемую, так что вряд ли его поиски увенчаются успехом.

Николь поблагодарила его – ей не терпелось прочитать историю этой француженки, которая держала на своей ладони часть Индии, пусть и маленькую, но все-таки включавшую несколько миллионов верующих.

Мужчина спрыгнул на пол и исчез в аллеях бумажных конструкций, которые, казалось, уходили в бесконечную даль.

Мерш закурил биди[121] и предложил:

– Хочешь чая?

– Да, хорошо бы.

Они сели на пол, чтобы не выбиваться из стиля, и стали ждать. Ждали долго. В Индии время как-то странно растягивалось. Возможно, причиной тому была жара или высокая духовность – но реальность казалась лишь иллюзией. Во всяком случае, стрелки часов не значили ничего. Так же, как и страницы календаря: было воскресенье, но ничто здесь не свидетельствовало о воскресном отдыхе.

Наконец архивариус вернулся с огромным томом в кожаном переплете, который напомнил Николь «Гостевую книгу» в «Кэмпе». Это оказалась просто подшивка номеров «Стейтсмена» за 1948 год.

Двигался брахман довольно медленно, зато его голова была настоящим калькулятором и он помнил точную дату смерти Матери: 13 мая.

Один из номеров, вышедший неделю спустя, содержал две статьи: одна, довольно скудная, – об обстоятельствах смерти Жанны де Тексье, вторая давала достаточно полный обзор ее «карьеры».

О причинах ее смерти журналистам было известно немного. Штаб-квартира Ронды находилась больше чем в двухстах километрах к северо-западу от Калькутты, и никто не имел возможности проверить расплывчатую информацию, распространяемую сектой, – даже дата смерти Матери не была достоверной.

Эрве рассказывал им, что, по словам Кришны Самадхи, Мать была убита, но говорить об этом запрещалось. В газете излагалась официальная версия: Мать умерла во сне от остановки сердца. Более того, журналист как будто не слишком серьезно отнесся к этому событию. Мать – «Ма» на бенгальском – просто «освободилась от своей физической оболочки». Никто не мог бы сказать, что с ней – то ли умерла, то ли исчезла…

Некролог был более содержательным, и Николь с Мершем поудобнее прислонились к стене, чтобы читать его вместе. Так они и сидели, соприкасаясь боками, с большим томом, разложенным на коленях: ноздри забиты пылью, руки испачканы чернилами. Два прилежных школьника.

Николь набрала в грудь побольше воздуха и, водя пальцем по строчкам, начала сагу о жизни Матери.

110

– «Жанна де Тексье родилась в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году в Сайгоне, в Кохинхине[122]. Ее родители, представители древнего аристократического рода, были богатыми плантаторами и первыми начали выращивать каучук на территории нынешнего Южного Вьетнама. Жанна получила образование во французской католической школе Святой Марии Сайгонской. Будучи очень набожной, она с самого детства была подвержена мистическим припадкам. Она также имела опыт выхода из тела…»

Мерш прервал ее:

– Что это такое?

– Это еще называется астральным путешествием. Ощущение, что душа выходит из тела и путешествует по невидимым мирам.

– Ну да, ну да.

Николь не сдержала раздражения:

– До тебя еще не дошло, что духовность, эзотерика – ключ ко всей этой истории, нет?

– И что с того?

– Слушай, если ты, как полицейский дуболом, будешь прерывать меня каждые пять минут своими тупыми репликами, мы никуда не продвинемся.

– Продолжай.

Николь снова приложила палец к тексту:

– «Жанна считала эти припадки озарениями, откровениями. Девушка – ей в то время было всего четырнадцать – мечтала стать монахиней и учредить новый орден. Но, отличаясь хрупким телосложением, она часто болела и пропускала школу. Жанна читала, молилась, медитировала. В конце концов родители отправили ее в Париж на лечение в лучших больницах. Ей стало лучше. Она возобновила учебу и, блестяще сдав экзамены, получила степень бакалавра. Родители хотели, чтобы она стала инженером-агрономом: в тысяча девятьсот первом году очень редкая для женщины специальность.

Но у Жанны были другие планы. Очень набожная и страстно увлеченная оккультизмом, она в восемнадцать лет учредила ассоциацию спиритуалистов, призванием которых стал „поиск универсальной истины“.

Уже в это время ее авторитет у учеников был огромен. Одновременно властная и харизматичная, она превратила свое сообщество в настоящее братство. У нее, конечно, имелись недоброжелатели, обвинявшие ее в мошенничестве, фальсификациях, незаконном присвоении средств. На это Жанна неизменно отвечала, что она куда богаче всех своих последователей. На самом деле эта ассоциация стала первой, кто сколотил немалое состояние благодаря пожертвованиям.

В тысяча девятьсот десятом году Жанна познакомилась с Этьеном Роже, наследником другой сайгонской семьи, также выращивавшей „белое золото“, то есть каучук. Они решили вернуться в Кохинхину. Там Жанна заняла сторону работников плантаций, с которыми обращались как с рабами, и выступила против интересов колонизаторов. Это привело к скандалу. От нее отреклась собственная семья, но ей было все равно. Она стояла на своем и едва не очутилась в тюрьме по обвинению в „антиколониальной“ деятельности.

Именно в это время Жанна основывает новую ассоциацию, которую характеризует ключевое слово „синкретизм“: она практикует смесь католицизма, эзотерики и паранормального опыта.

В тысяча девятьсот тринадцатом году у Жанны рождается первенец – Антуан.

В тогдашнем Сайгоне она – одна из самых влиятельных личностей французского сообщества. За ней идут, ее слушают, ею восторгаются и коренные жители – благодаря ее борьбе с колониальной властью, – и французы. Дар ясновидения, астральные путешествия, связь с прежними „телесными оболочками“ – все это позволяет ей собирать вокруг себя толпы экспатов, увлекающихся спиритизмом. Недоброжелатели пытаются очернить ее, утверждая, будто она шарлатанка и служит черную мессу, но это никак не может ей навредить: ей оказывают мощную финансовую и политическую поддержку.

В тысяча девятьсот семнадцатом году Жанна разводится с Этьеном Роже и возвращает себе девичью фамилию. Ее родители умирают. Как единственная дочь, она наследует все плантации. Вскоре после этого она отправляется в Бенгалию, чтобы поэкспериментировать с выращиванием каучуковых деревьев. Ее ждет неудача. Но она открывает для себя индийскую духовность и, избавившись от оков христианской догмы, буквально расцветает в индуизме. Ей снятся покойные махатмы, она получает послания от умерших свами, входит в экстатическое состояние, которое может длиться целых двенадцать часов (тогда ее тело становится холодным как лед), начинает писать…

Именно в Калькутте она знакомится с будущим вторым мужем, Полем Дорати, французским журналистом из Пондишери, также влюбленным в индийскую культуру. В тысяча девятьсот двадцать третьем году она рожает второго сына – Жоржа, позднего ребенка, так как ей уже сорок лет.

Несколькими годами ранее она создала духовное братство – Ронду –