— Что с тобой! — точно прорвало меня. — Что случилось? — и будто спохватываюсь, будто свою вину ощущаю, продолжаю расспрашивать. — Прости меня. Это я во всем виноват… — Я еще не знаю причин его нервного срыва, а душа уже полнится собственной виной: так много подлости во мне накопилось, что прямо ощущаю ее в себе. — Ну, не надо так. Все обойдется. Давай-ка разберемся…

— Разбираться тут нечего. Подлец я, а не юрист. Мой отец сапожником был. Тапочки шил. Строчит целую неделю, а в воскресенье на рынок. Счастливый всегда возвращался. Выпивший, правда, но счастливый. А мать рассадой торговала. Сама выращивала. Бывало, по квартире нельзя пройти, все горшками заставлено. Одной капусты сортов двадцать: кольраби, броколли, брюссельская, вы, наверное, сроду о таких не слышали, я ей помогал выращивать и продавать рассаду. Вот бы и пошел по стопам родителей, так нет же, в Шерлоки Холмсы потянуло. Со свиным рылом в калашный ряд пристроился. И вы тут со своим Поповым жару поддали, да Петров еще, я в него как в Бога поверил, а он гадиной оказался. Какой же я сыщик, когда не могу преступника от честного человека отличить…

— Прости меня, Костя, — сказал я совершенно искренне. — Я тоже очутился в собственной ловушке. Мне казалось, что я исповедую известную формулу: поступай так, чтобы не употреблять других людей как средства. Человек — всегда цель и никогда средство. Эта мысль Канта близка мне и, как мне мерещилось, составляет суть моего "я". Конечно, ты мне помогал и решал мои проблемы. Но я был убежден в том, что это и тебе тоже нужно. Ты за короткий промежуток времени во многом преуспел. Я недавно встретился с Тарасовым. Он в восторге от твоей работы, посвященной коррупции…

— В нашей стране эта проблема никогда по-настоящему не ставилась. Ведь коррумпирован не только тот, кто берет взятки, но и тот, кто дает. Я, не задумываясь, чтобы спасти Петрова, то есть чтобы получить ложные свидетельские показания, давал взятки налево и направо. Правда, я давал не свои деньги, а те, которые мне выдала Жанна, но какая разница. Я пришел к Сергеевым и стал убеждать их в том, что им выгоднее представить смерть старика чуть ли не самоубийством. И когда я им посулил тысячу долларов, они сами стали меня убеждать в том, что это было самоубийство. Мне, собственно, и усилий-то не потребовалось особых, чтобы получить нужные показания. Мы имеем дело с коррумпированным народом, с народом, у которого мозги сосредоточены на чистой коррупции. Коррупция людям в радость. И я тоже радовался, когда у меня на руках оказались копии трех свидетельских показаний, полученных за деньги…

— Ну и черт с ним! Не переживай! — вырвалось у меня. — Ты спасал человека!

— А кто раньше говорил мне, что нельзя добиваться нравственно-правового результата неправедными средствами? Я только сейчас опомнился. Мало того что я начал свою частную практику с коррупции, я еще и спас преступника…

— Тут надо еще разобраться. Посмотри, на похоронах Долинина никто Петрова не назвал преступником…

— Не говорите мне про похороны. Это был парад коррумпированных и криминальных сообществ. Одни — на службе у государства, а другие — в системе организованной преступности. Это только у нас возможно такое, чтобы воры в законе шли рука об руку с органами внутренних дел. У нас в стране баснословное количество криминальных группировок, и большинство из них действуют под прикрытием милиции и других силовых структур. И я оказался в числе тех, кто способствует росту преступности. Как же после этого жить?!

— Человеку свойственно ошибаться. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Главное, как человек выходит из такой ситуации, исправляет свои ошибки, как преодолевает себя и устраняет свои промахи. Сейчас надо поразмыслить всерьез над полученным жизненным уроком, а не бить себя в грудь и не орать: "Ах, какой я плохой!" Я переживаю, Костя, не меньше твоего. Я написал десять портретов Петрова. Сделал его своим героем. Иногда я думаю: а может быть, он и есть наш герой! Я где-то читал о закупорке душ или о герметизме сознания: человек обзавелся понятиями, идеями, концепциями, установками и думает, что он духовно совершенен, что эти его представления дают право судить себя, других, кого угодно. Так возникает интеллектуальная или духовная тирания, человек рвет и мечет, если кто-то не подходит под его мерки. Мы абсолютно ничего не знаем о Петрове, а судим. Кулон еще не доказательство того, что он был преступником. Мы не знаем, какие у него были планы, для чего он жил, к чему стремился. Я на эту тему говорил с Жанной. Она руками разводит: "Я прожила с ним полгода, но так и не поняла его. Он порой был как инопланетянин. Я ощущала, что он многое таил в себе, скрывал от меня, от других, а что скрывал, я так и не узнала…"

— Вы что-то по-новому заговорили?

— Нет, дорогой, жизнь сложна и нужно быть человеком большой культуры и великой духовности, чтобы хоть как-то разобраться в ней. В последнее время я много размышляю над одной строкой из Нагорной проповеди Христа: "Блаженны нищие духом". В современном русском языке слово "блаженный" имеет два значения — "счастливый" и "юродивый". Это понятие как бы противостоит содержанию таких слов, как "горе", "скорбь", "печаль". Слово "блаженный" (греч. макариос) характеризует прежде всего сущность Богов: это божественная радость, исключающая растерянность, гнев, горе, уныние… Если тебе это неинтересно, я могу заткнуться…

— Нет, что вы! Вы в самую точку попали. Продолжайте: выходит, счастлив тот, кто нищ духом? Но это же…

— Не торопись. Эта строка имеет в других языках около двадцати значений. Одно из них может быть озвучено так: "Блаженны смиренные духом", а смиренные — это те, кто готов без излишнего шума и внешнего героизма отстаивать истину чего бы это им не стоило: позора, унижения и даже смерти…

— Как Христос?

— Именно так. В христианстве блаженство выражает сущность бытия человека, у которого никто и ничто не может отнять радость. Вот мы с тобой сразу растерялись и впали в уныние, тем самым уничтожили возможность своего блаженства. Мы плачем и скорбим, страдаем и мучаемся, и нет нам радости от нашего горя. Так ведь?

Костя кивнул:

— Именно так.

— А в Нагорной проповеди дается расшифровка истинной великой радости, и смотри как, вот послушай:

Блаженны плачущие, ибо они утешатся,

Блаженны скорбящие как по покойнику,

Блаженны те, кто страдает,

Блаженны те, чье сердце разбито страданиями и грехами своими,

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженство — это счастье борьбы, это вызов злым силам, это мощь духа!

— Как это? — тихо спросил Костя, и его глаза вдруг засветились.

— Вопрос поставлен так: "Жаждешь ли ты правды, любви, свободы, истины, как жаждет пищи умирающий от голода человек или как умирающий от жажды — хочет пить?" То есть речь идет о сверхусилиях, о сверхзадачах, решение которых никто в мире не сможет остановить. То есть вопрос обозначен так: хочешь ли ты полной правды, чего бы это тебе ни стоило, или ты готов довольствоваться теми установками, с которыми ты свыкся, которые познал, усвоил и которые тебе вчера казались истинными…