Иногда.

Она проводила очищение ран с помощью пальмовых листьев и кокосовой скорлупы. Собирала ингалятор из пластиковой бутылки из-под лимонада. Назначала лекарства, применяя их всевозможными способами, которые Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США никогда не позволяло себе вообразить.

Началась вторая неделя работы, когда к ней впервые привезли пациентку с переломом, что было вообще-то странно, поскольку переломы — очень частая травма и в Таиланде, и где угодно, и поначалу Рози даже радовалась. Женщина оказалась на позднем сроке беременности и приехала на тачке, которую толкал муж, багровый и отдувающийся, и Рози сперва предположила, что дела совсем плохи. В то время как в ее прежнем медицинском опыте родовая деятельность и разрешение от бремени были самой триумфальной связкой, здесь большинство женщин рожали дома, приезжая в клинику только в случае осложнений, часто лишь после того, как стало слишком поздно, или слишком поздно становилось в пути. Рози подошла поздороваться с выпирающим сводом живота, ощущая, как сердце уходит в пятки. Пациентка схватилась за свой шарообразный живот, покачала головой и успокоила Кей, которая успокоила Рози:

— Малыш оставаться. Голеностоп уходить.

И только тогда Рози заметила выставленную вперед ногу, багрово-синюшную, с щиколоткой, распухшей до толщины бедра.

— Упасть с водяного буйвола, — объяснила Кей. — Трудно держать равновесие с таким большим…

Женщина заулыбалась, потом сморщилась, потом снова схватилась за живот.

Рози проверила зрачки и пульс, послушала сердцебиение женщины и плода, попросила постараться и пошевелить пальцами обеих ног.

— Давайте-ка отправим вас на рентген…

Эта фраза вылетела из ее рта прежде, чем до нее дошло, что как минимум «отправим» было совершенно лишним. И «рентген» тоже? Нет, наверняка у них есть какой-нибудь устаревший-но-лучше-чем-ничего рентгеновский аппарат. Как вообще можно без него обходиться?! Правда, она вот уже две недели работала здесь с утра до ночи и ни разу его не видела, не слышала упоминаний о нем, не представляла, в каком здании он мог бы находиться. Может, просто речь не заходила?..

— Кей! Боюсь даже спрашивать, но… рентген?

Особые таланты Кей, как выяснилось, распространялись не только на механику и акушерство. Кей была ее «медиком». Именно так директор клиники представил ее во второй день: «Это ваш медик, Кей», — будто Рози еще не успела спасти грузовик, потерять пациентку и принять младенца вместе с этой женщиной. Рози знать не знала, есть ли у нее «медик», нужен ли ей «медик» и что вообще представляет собой «медик» в такой клинике, как эта. Оказалось, «медик» была всем, за исключением того, чем была Рози. А иногда и тем, чем была Рози. Кей ставила уколы, убирала рвоту, кровь и фекалии, а это тот еще труд, учитывая, что перечисленного было много. Она обрабатывала раны, укладывала руки в лубки и была терпелива в работе с пациентами. Занималась переводом, объясняя и прогнозы, и какие лекарства принимать, и как промывать ссадины, и как останавливать кровь, и как нормализовать уровень жидкости у младенцев, и когда позволить температуре делать свое дело, а когда обращаться за медицинской помощью. Она переводила с английского на тайский, на северный тайский, на ряд тайских диалектов, на бирманский, на каренский. И еще переводила строгого и сложного Доктора-Рози в добрую и утешающую Медсестру, выдавая инструкции достаточно ясные, чтобы им можно было точно следовать, достаточно мягкие, чтобы вызвать уверенность и спокойствие. Рози думала, что Кей окончила как минимум школу медсестер, но та никак не могла поступить в школу медсестер, потому что не окончила и среднюю.

Кроме того, Кей была ее физиотерапевтом, и социальным работником, и службой безопасности. Когда в клинику поступили девочка и ее отец, а тот потом умер, Кей знала, как утешить девочку, найти для нее жилье, одежду и записать в школу. Когда пришел учитель с жалобой, что у него «неправильно сидит» нога, он может ходить, да, но не может подолгу стоять перед классом, Кей работала и с отделением протезирования, чтобы сделать для него ногу, на которой можно было и стоять, и расхаживать, и с пациентом, ища способы дисциплинировать маленьких детей из положения сидя. Когда травмы, полученные женщиной, по ее словам, в результате падения с водяной цистерны, оказались нанесенными мужем, который разъярился, узнав, что та снова беременна, Кей выгнала мужчину из клиники и нашла постели для всех его семерых детей. Но она никогда не училась в школе физиотерапевтов или социальных работников. Никогда не брала уроков боевых искусств. То, что Кей знала — а это было ошеломительное, энциклопедическое количество знаний, — она узнавала от врачей, которые приезжали до Рози, из наблюдений, из опыта и по необходимости. Рози поймала себя на том, что чаще она спрашивает у Кей совета, чем наоборот. Рози получила более официальное образование, но оно не всегда подходило для этой среды. Кей знала намного больше о глистах, змеиных укусах и о том, кто, исходя из симптомов, вероятно, отложил в пациенте яйца, чем было предусмотрено программой медицинской школы Висконсинского университета. И, разумеется, она обслуживала Жаль-Ральфа, не говоря о том факте, что ее функциональные, чувствительные, не тронутые мозолями руки были драгоценнее палладия. На это потребовалось время, возможно, больше, чем следовало бы, но Рози постепенно осознавала многочисленные вариации Кей, слоями наложенные друг поверх друга, как осадочные отложения. И так же как то, что оставалось после обработки ветром, коррозией и временем от этой полосатой земли, оставшееся в результате от Кей было твердым, как скала.

— Никакого рентгена, — жизнерадостно отозвалась Кей. Спустя две недели совместной работы она научилась посмеиваться над Рози, словно та спрашивала, не укомплектована ли случайно клиника чтецами мыслей.

Рози переложила пациентку с тачки на койку. Вспомнилась та ночь много лет назад в висконсинской неотложке, когда она нечаянно просветила рентгеном Поппи — ну, Клода, почти-Клода, Клода-в-утробе. Здесь она часто обнаруживала, что в отсутствие возможности видеть все полностью, включая внутренности, лучше не видеть вообще. До Таиланда закрывание глаз не было диагностическим методом, к которому она часто прибегала, но все же это случалось чаще, чем походы в продуктовый магазин. А здесь и вовсе не было продуктового магазина. Рози подержала ладонь над ногой пациентки, чтобы определить, насколько она горяча. Стала мягко нажимать пальцами, прощупывая перелом, ощущая, где кости сместились и искривились. Она представляла сделанные для нее рентгеновские снимки, мягко ведя пальцами; призрачные кости тянулись друг к другу, словно сквозь время. Просто удивительно на самом-то деле, насколько хорошо она видела не видя! Впоследствии она научится выявлять переломы с помощью намного более продвинутых технологий — камертона и стетоскопа, — но до этого трюка оставалась еще пара недель. Эта первая кость, к счастью и к несчастью, была надломлена достаточно, чтобы Рози смогла легко ее нащупать, достаточно смещена (может, в результате перевозки в тачке до клиники, а не в результате самого перелома), чтобы понять, что пациентке потребуется нечто большее, чем просто гипс.