Эл подошел и сел в то же самое кресло, в котором пытался заснуть… Ого, неужели это было всего пару ночей назад? Он ждал, что она скажет.

Кристина снова опустила глаза, изучая чай в кружке. Мява, недовольная тем, что все внимание уделяют какому-то напитку, потянулась и спрыгнула с кровати. Она пересекла комнату, направляясь к Элу, вскочила ему на колени и сделала два оборота вокруг своей оси, прежде чем наконец улечься. Он погладил кошку за ушами, и она громко, утробно замурлыкала. Ее близость, казалось, укрепляла его связь с Кристиной.

Тихим голосом Кристина продолжила:

– Меня так успокаивает тот факт, что Мява в безопасности. И ты себе не представляешь, как я счастлива слышать, что с Фиби все в порядке. И с коттеджем тоже все будет в порядке, рано или поздно. У меня есть страховка. Я любила свои поделки и работы мастеров, многие из которых незаменимы, но ничто так не помогает взглянуть на вещи в перспективе, как катастрофа. Близкие существа намного, намного важнее вещей… Фиби, Мява… – Она сделала паузу. – А насчет Руперта мне нужно еще немного подумать.

– О твоем надвигающемся браке?

– Я обратила внимание, что ты употребил слово «надвигающийся». Эл, его обычно используют в преддверии чего-то мрачного, вроде конца света.

Эл чуть не поддался невольному порыву извиниться, но вовремя одернул себя. Сейчас было не время и не место, чтобы прятать правду за отговорками.

– Мой выбор лексики отражает мои чувства, – медленно произнес он. – Руперт должен был в первую очередь позаботиться о тебе во время наводнения, а не об этой несчастной рыбной ферме.

– Я тоже так думаю. Он повел себя очень странно, – призналась она, глядя Элу в глаза.

– Но Руперт спас Фиби, – через силу признал он в качестве напоминания им обоим.

И все-таки он ему не нравился.

Развязка

Фиби оглянулась на прожитые годы. Сколько их прошло, сколько драгоценных лет юности потеряно зря. Безвозвратно.

Она мало что помнила о них. Они слиплись в бесформенный ком, в котором было слишком много сна, таблеток и притворства. Только с появлением Коко она смогла взглянуть на свою жизнь свежим, незамутненным взглядом. Каким-то чудом Коко мотивировала ее к действию. Этот крохотный, пищащий комочек шерсти с хвостом и усами помог Фиби понять, насколько важно прилагать усилия, как бы ни было тяжело. А еще Коко показала ей, как много радости могут приносить самые простые вещи.

Также она научила Фиби дорожить свободой.

Впереди простиралось будущее, неизвестное. Но даже лежа в зашторенном коконе больничной палаты, Фиби знала, что перед ней открывается целый мир новых возможностей. В один прекрасный день в скором времени она тоже может помчаться навстречу ветру. Тоже может с головой окунуться в совершенно новый мир приключений.

Ей пришло в голову, что на самом деле она не потратила эти драгоценные годы зря. Она просто использовала их по-своему. Она училась быть терпеливой и не терять надежду. Она развивала в себе внутреннюю силу, компенсировавшую внешнюю слабость. И теперь, после того, как ее так долго сдерживали, она чувствовала, что вот-вот совершит рывок и прыгнет гораздо дальше, чем если бы прожила нормальную жизнь.

Сегодня, после того, как ее осмотрит врач, она поедет домой. Эл сидел у ее постели и говорил с ней обо всем на свете. Он рассказал об успехах с молодой фасолью и о своем намерении возобновить ночную борьбу со слизнями. Поностальгировал о временах, когда она, Джулс и Джек были детьми. Выразил надежду, что подменяющий его курьер достойно справляется со своими обязанностями. Посплетничал с ней о жителях деревни. Он сказал Фиби, что преподобная Люси тоже находится в больнице, всего в нескольких коридорах от их палаты. Она совершала обход: навещала пациентов, молилась с теми, кто выражал такое желание, и проводила причастие для верующих. Она передавала привет и сказала, что заглянет навестить Фиби.

– Говорят, она разводится.

Фиби не удивилась.

– Я бы хотела с ней повидаться.

– А мне бы не помешало размять ноги. – Он со скрипом поднялся со стула. – Раз уж ты проснулась, я посмотрю, сможет ли она прийти прямо сейчас.

Эл вернулся через десять минут в сопровождении викария. Оставив их наедине, он снова отправился на поиски чая.

Преподобная Люси словно уменьшилась в размерах и как-то поседела. Она совсем не пыталась улыбаться, и Фиби это вполне устраивало.

– Я понятия не имела, что ты больна, Фиби, но я искренне надеюсь, что ты скоро поправишься.

– Спасибо.

И вдруг слова сами собой полились из уст Фиби, и она призналась преподобной Люси в том, как последние четыре года скрывала ото всех свою боль и как это было тяжело, ужасно тяжело, беспощадно и изнурительно. Преподобная Люси слушала.

Потом преподобная Люси рассказала Фиби о своих тяготах, и Фиби слушала в ответ. Женщина призналась, что устала от неверности мужа. Она достаточно долго закрывала на это глаза. Когда она вывела его на разговор, он извинялся, но не раскаивался. Он сказал, что измена для него – всего лишь шалость и он никогда ее не бросит. Преподобная Люси ответила, что ей не по душе такие шалости, поэтому она бросает его. Она забрала детей. И собаку.

– Вы молодец, – похвалила Фиби.

– Это было нелегко, – призналась преподобная Люси.

– Могу себе представить.

– А еще я покидаю приход.

– О-о-о. Жаль это слышать. Нам будет вас не хватать.

Фиби на мгновение забеспокоилась, что преподобная Люси предложит ей помолиться вместе, и выдохнула с облегчением, когда она этого не сделала. Преподобная Люси держала в руках книгу, которую теребила на протяжении всего разговора. Собираясь уходить, она положила ее на кровать Фиби. Та грустно улыбнулась, когда прочитала название: «Бог и преодоление бед».

Как Фиби могла заподозрить эту милую, добрую женщину в тех страшных злодеяниях? Как только она немного поправится, она сделает преподобной Люси подарок, что-то вроде прощального сувенира. Приятная мелочь, которая скажет: «мне не все равно». Фиби знала, что подойдет для этого идеально: один из чудесных подсвечников Дэна Холлиса. Она надеялась, что будущее преподобной Люси будет светлее.

Фиби подумала про Дэна, и в ее голове мелькнуло смутное воспоминание. Она сконцентрировалась на нем со всей силой мысли, на которую была способна. И чем пристальнее она в него вглядывалась, тем более и более странным казалось воспоминание. И теперь она корила себя за то, что не подумала об этом раньше, не осознала сразу всей важности момента. Вероятно,