– Я от фон Блюма слышал.

– Ах, избавьте меня от вашего Блюма и никогда не смейте онем упоминать!

Юлия Михайловна вскипела и даже с минуту не могла говорить.Фон Блюм был чиновником при губернаторской канцелярии, которого она особенноненавидела. Об этом ниже.

– Пожалуйста, не беспокойся о Верховенском, – заключила онаразговор, – если б он участвовал в каких-нибудь шалостях, то не стал бы такговорить, как он с тобою и со всеми здесь говорит. Фразеры не опасны, и даже, ятак скажу, случись что-нибудь, я же первая чрез него и узнаю. Он фанатически,фанатически предан мне.

Замечу, предупреждая события, что если бы не самомнение ичестолюбие Юлии Михайловны, то, пожалуй, и не было бы всего того, что успелинатворить у нас эти дурные людишки. Тут она во многом ответственна!

I

День праздника, задуманного Юлией Михайловной по подписке впользу гувернанток нашей губернии, уже несколько раз назначали вперед иоткладывали. Около нее вертелись бессменно Петр Степанович, состоявший напобегушках маленький чиновник Лямшин, в оно время посещавший СтепанаТрофимовича и вдруг попавший в милость в губернаторском доме за игру нафортепиано; отчасти Липутин, которого Юлия Михайловна прочила в редакторыбудущей независимой губернской газеты; несколько дам и девиц и, наконец, дажеКармазинов, который хоть и не вертелся, но вслух и с довольным видом объявил,что приятно изумит всех, когда начнется кадриль литературы. Подписчиков ижертвователей объявилось чрезвычайное множество, всё избранное городскоеобщество; но допускались и самые неизбранные, если только являлись с деньгами.Юлия Михайловна заметила, что иногда даже должно допустить смешение сословий,«иначе кто ж их просветит?». Образовался негласный домашний комитет, на которомпорешено было, что праздник будет демократический. Чрезмерная подписка манилана расходы; хотели сделать что-то чудесное – вот почему и откладывалось. Всёеще не решались, где устроить вечерний бал: в огромном ли доме предводительши,который та уступала для этого дня, или у Варвары Петровны в Скворешниках? ВСкворешники было бы далеконько, но многие из комитета настаивали, что там будет«вольнее». Самой Варваре Петровне слишком хотелось бы, чтобы назначили у нее.Трудно решить, почему эта гордая женщина почти заискивала у Юлии Михайловны.Ей, вероятно, нравилось, что та, в свою очередь, почти принижается предНиколаем Всеволодовичем и любезничает с ним, как ни с кем. Повторю еще раз:Петр Степанович всё время и постоянно, шепотом, продолжал укоренять вгубернаторском доме одну пущенную еще прежде идею, что Николай Всеволодовиччеловек, имеющий самые таинственные связи в самом таинственном мире, и чтонаверно здесь с каким-нибудь поручением.

Странное было тогда настроение умов. Особенно в дамскомобществе обозначилось какое-то легкомыслие, и нельзя сказать, чтобымало-помалу. Как бы по ветру было пущено несколько чрезвычайно развязныхпонятий. Наступило что-то развеселое, легкое, не скажу чтобы всегда приятное. Вмоде был некоторый беспорядок умов. Потом, когда всё кончилось, обвиняли ЮлиюМихайловну, ее круг и влияние; но вряд ли всё произошло от одной только ЮлииМихайловны. Напротив, очень многие сначала взапуски хвалили новую губернаторшуза то, что умеет соединить общество и что стало вдруг веселее. Произошло даженесколько скандальных случаев, в которых вовсе уж была не виновата ЮлияМихайловна; но все тогда только хохотали и тешились, а останавливать былонекому. Устояла, правда, в стороне довольно значительная кучка лиц, с своимособенным взглядом на течение тогдашних дел; но и эти еще тогда не ворчали;даже улыбались.

Я помню, образовался тогда как-то сам собою довольнообширный кружок, центр которого, пожалуй, и вправду что находился в гостинойЮлии Михайловны. В этом интимном кружке, толпившемся около нее, конечно междумолодежью, позволялось и даже вошло в правило делать разные шалости –действительно иногда довольно развязные. В кружке было несколько даже оченьмилых дам. Молодежь устраивала пикники, вечеринки, иногда разъезжали по городуцелою кавалькадой, в экипажах и верхами. Искали приключений, даже нарочноподсочиняли и составляли их сами, единственно для веселого анекдота. Город наштретировали они как какой-нибудь город Глупов. Их звали насмешниками илинадсмешниками, потому что они мало чем брезгали. Случилось, например, что женаодного местного поручика, очень еще молоденькая брюнеточка, хотя и испитая отдурного содержания у мужа, на одной вечеринке, по легкомыслию, села играть вералаш по большой, в надежде выиграть себе на мантилью, и вместо выигрышапроиграла пятнадцать рублей. Боясь мужа и не имея чем заплатить, она, припомнивпрежнюю смелость, решилась потихоньку попросить взаймы, тут же на вечеринке, усына нашего городского головы, прескверного мальчишки, истаскавшегося не по летам.Тот не только ей отказал, но еще пошел, хохоча вслух, сказать мужу. Поручик,действительно бедовавший на одном только жалованье, приведя домой супругу,натешился над нею досыта, несмотря на вопли, крики и просьбы на коленях опрощении. Эта возмутительная история возбудила везде в городе только смех, ихотя бедная поручица и не принадлежала к тому обществу, которое окружало ЮлиюМихайловну, но одна из дам этой «кавалькады», эксцентричная и бойкая личность,знавшая как-то поручицу, заехала к ней и просто-запросто увезла ее к себе вгости. Тут ее тотчас же захватили наши шалуны, заласкали, задарили и продержалидня четыре, не возвращая мужу. Она жила у бойкой дамы и по целым днямразъезжала с нею и со всем разрезвившимся обществом в прогулках по городу, участвовалав увеселениях, в танцах. Ее всё подбивали тащить мужа в суд, завести историю.Уверяли, что все поддержат ее, пойдут свидетельствовать. Муж молчал, неосмеливаясь бороться. Бедняжка смекнула наконец, что закопалась в беду, и ележивая от страха убежала на четвертый день в сумерки от своих покровителей ксвоему поручику. Неизвестно в точности, что произошло между супругами; но двеставни низенького деревянного домика, в котором поручик нанимал квартиру, неотпирались две недели. Юлия Михайловна посердилась на шалунов, когда обо всемузнала, и была очень недовольна поступком бойкой дамы, хотя та представляла ейже поручицу в первый день ее похищения. Впрочем, об этом скоро забыли.

В другой раз, у одного мелкого чиновника, почтенного с видусемьянина, заезжий из другого уезда молодой человек, тоже мелкий чиновник,высватал дочку, семнадцатилетнюю девочку, красотку, известную в городе всем. Новдруг узнали, что в первую ночь брака молодой супруг поступил с красоткойвесьма невежливо, мстя ей за свою поруганную честь. Лямшин, почти бывшийсвидетелем дела, потому что на свадьбе запьянствовал и остался в доме ночевать,чуть свет утром обежал всех с веселым известием. Мигом образовалась компаниячеловек в десять, все до одного верхами, иные на наемных казацких лошадях, какнапример Петр Степанович и Липутин, который, несмотря на свою седину,участвовал тогда почти во всех скандальных похождениях нашей ветреной молодежи.Когда молодые показались на улице, на дрожках парой, делая визиты, узаконенныенашим обычаем непременно на другой же день после венца, несмотря ни на какиеслучайности, – вся эта кавалькада окружила дрожки с веселым смехом исопровождала их целое утро по городу. Правда, в дома не входили, а ждали наконях у ворот; от особенных оскорблений жениху и невесте удержались, новсе-таки произвели скандал. Весь город заговорил. Разумеется, все хохотали. Нотут рассердился фон Лембке и имел с Юлией Михайловной опять оживленную сцену.Та тоже рассердилась чрезвычайно и вознамерилась было отказать шалунам от дому.Но на другой же день всем простила, вследствие увещаний Петра Степановича инескольких слов Кармазинова. Тот нашел «шутку» довольно остроумною.